Моя революция. События 1917 года глазами русского офицера, художника, студентки, писателя, историка, сельской учительницы, служащего пароходства, рев

26 августа (13 августа). Каждый день встаешь часов в 10–11 утра, спишь лишь с той целью, что все равно будешь мотаться, не зная, куда деться с тоски. Ильтубский, ходя за обедом, принес нам слух о том, что сегодня едут 24 офицера. Интересно, попаду ли я? Сразу же я задал такой вопрос, мне уже давно нужно уехать отсюда, все товарищи уже уехали. Оказалось, что еду. Мне, по правде сказать, было все равно: «Ехать так ехать, оставаться так оставаться». Быстро собрали вещи и уселись пить чай. <…> Часов в 6 вечера мы, распрощавшись с товарищами, уехали в штаб 102 дивизии. В штаб дивизии попали засветло. Явились к коменданту, теперь у нас явился вопрос: кто будет назначен в какой полк? Комендант говорит: «Вы, господа, решите сами», но почти все имели сильное желание попасть в 405 и 6 полки, т. к. они считаются почему-то лучшими, и суют ему свои предписания, но в 5 и 6 полки нужно лишь 8 чел., а хотят все, тогда он предложил жребий. Я, как хотел, и попал в 405 Льговский полк. Все остались довольны, т. к. разговоров теперь не должно быть. Пока писали предписания, я поиграл на разбитом и расстроенном рояле. Подводы разделились, каждый собирался в свой полк. В 9 час. веч[ера] мы, получив каждый в свои полк предписания, расцеловавшись, разъехались в разные стороны. Вот и наши 2 подводы, получив проводника, тронулись в полк. Наш полк сейчас находится в бою, но завтра ночью сменится и отойдет в резерв, на отдых. Стало совсем уже темно, весь наш путь освещали ракетами и прожекторами. Какое-то иное чувство, не то боязнь смерти, не то что-то другое, закрадывается в душу… Да, здесь жизнь ничто, сейчас ты существуешь, говоришь, рассуждаешь, а через 5 мин. тебя нет, и все это отлично понимаешь и ежеминутно ожидаешь, и так привык к таким мыслям, что иногда прямо-таки все равно, жить или умереть. Но иногда, да, верно, подумаешь, ведь я так мало жил, почти не видел жизни и не знал ее, и так, так хочется еще жить и наслаждаться жизнью, но наряду с этим чувствуешь, на что и куда идешь, и готов отдать свою жизнь, как уже многие отдали ее… Эх! Если бы узнать, что будет со мною через 2–3 месяца, быть может, и не будет на белом свете…

27 августа (14 августа). Сегодня в противоположность вчерашнему как-то скорей, скорей хочется в окопы, узнать всю эту жизнь, пожить ею. Да! Что-то будет?

Вчера час. в 11 веч[ера] приехали в канцелярию полка, пока остановились здесь. Штаб полка на позиции. Нам приказано находиться в обозе 1-го разряда, который тоже здесь же, пристроился в небольшом леску. Переночевали в халупе, спали плохо, твердо, и страшно кусаются мухи.

Ходили осматривать местность – красивая, дер. Доросино почти цела, и жители все на местах. Осматривали нашу недавнюю позицию, окопы скверны, маленькие, глубоко делать нельзя, т. к. болота, почти вся площадь изрыта воронками от снарядов. Вообще, вся наша позиция и все наши действия происходят на болоте, грязь, сырость, особенно в скверную погоду, совсем скверно. Много и наших, и «его» солдат погибло в этих болотах. Некоторые прямо живыми вязли… Здесь же находится церковь, как раз была служба, мы постояли немного, затем пошли домой. Интересно, у входа в церковь стоит разбитое дерево, и если бы не оно, то снаряд здорово бы разбил церковь, но попал в дерево, и лишь осколки попали в двери и стену. Кругом церкви братские могилы павших гвардейцев (Павловского полка) и других частей.

Очень хорошо пообедали в офицерской кухне, в противоположность учебному бат., где всего давали лишь понюхать, а на 1-е всегда одна водица. Сегодня с прапорщ[иком] Романовым устроились спать в леску, где стоит обоз у стога с сеном, денщики натянули свои палатки, подложили сена, и мы, довольные, залегли спать и очень быстро заснули.