Моя революция. События 1917 года глазами русского офицера, художника, студентки, писателя, историка, сельской учительницы, служащего пароходства, рев

28 августа (15 августа). Спали очень хорошо. Встали в 9 час. Решили ехать сегодня в полк, он уже на отдыхе. Заказали в обозе 2 подводы, поедем вечером час. в 7, т. к. днем они здорово обстреливают. Выехали в 6 час, было еще светло, мы решили ехать, без всяких вещей уселись на одной подводе 6 чел. и тронулись. Вместе с нами на лошадях верхом ехала компания подпоручиков, здорово подвыпившая, всю дорогу валяли дурака, хотели свалить друг друга с лошади. Встретили по пути казначея, и наша компания под дождиком начала получать деньги. Хотели ехать прямо, но узнали, что там лишь заметят – начинают обстреливать, потащились по сквернейшей, грязнейшей по случаю дождя дороге, телега, как пьяная, шаталась из стороны в сторону, но все-таки кое-как добрались до штаба полка, который помещался в халупе, сделанной из плетней. Через некоторое время мы, подтянувшись, лезли в небольшой блиндаж командира полка полковника Шаматова[338], первое впечатление очень хорошее, простое отношение, добродушное лицо совсем не военного человека, а скорей помещика, который страшно заботится о своем хозяйстве. Действительно, его можно видеть с палочкой, без всякого оружия, осматривающим своих людей и хозяйство, и ничто не уйдет от его хозяйского взгляда, даже дерево, с которого солдаты содрали кору для топлива, несмотря на то, что рядом масса деревьев погибла под снарядами, масса перерублена для батареи. Вообще, нахожу, что ему очень идет эта роль командира полка, как действительно заботившемуся о своих людях. Затем нас назначили по ротам – меня в 1-ю, обыкновенно здесь высоких назначают в 1 роту. Дали нам по вестовому, и в непроглядной тьме, то и дело попадая в ямы и невылазные лужи, мы брели каждый в свой батальон для представления ком[анди]ру батальона]. Слава Богу! Наконец у ком[анди]ра бат[альона]. Про него не могу ничего сказать, т. к. его сразу не понять, какая-то двойственная натура. Осмотрел я его блиндаж и подумал: «Ну уж если ком[анди]р бат[альо] на в таком живет, то где же ротные ком[анди]ры?» Блиндаж маленький, кругом торчит черная, сырая, болотистая земля, у входа грязища. Представились, поговорили, затем пошли к рот[ны]м командирам. Я взял вестового под руку, т. к. абсолютно ничего не видел в этой мгле. Войдя в блиндаж ком[анди]ра роты, я представился ему по всей форме и встретился с прапорщ[иком] Рогачом, с которым вместе ездили на поиски 102 дивизии. Они меня усадили, дали поесть и вообще приняли очень гостеприимно. У них уже блиндаж хороший, толстые бревна, под которыми сидим уже с более спокойной душой, торчат со всех сторон, видно, что блиндаж устроен саперами, и очень удачно. Мне уже устроили кровать на пустой койке. Побеседовали и час. в 12 улеглись спать; как ни жестко было спать на одном плаще и подложив под голову чемодан, но все-таки я через мин. 15 уже спал.

29–31 августа (16–18 августа). Сегодня первый раз увидел ту роту, с которой придется быть в окопах и вообще нести все тягости позиций. Первые дни как-то не запоминались лица, но теперь уже привык, вижу, что рота дружна, хотя и всего 101 чел. Вообще, видно, что офицеры и солдаты полков, бывших на позиции, живут очень дружно – это, наверное, одинаковая опасность, боевая обстановка сближает людей. Наша батарея, которая обстреливает дер. Витонеж, стоит рядом, и притом германцы пускают снаряды к штабу дивизии, все эти звуки так отдаются в лесу, что первое время было жутковато, а теперь уже посмеиваешься, когда наверху запоют «его» снаряды. Правда, иногда его снаряды рвутся и здесь, но я уже теперь свыкся с мыслью «быть убитым или в лучшем случае раненым». Часов в 9 веч. я уже улегся спать, т. к. делать было нечего, вдруг узнаю, что сейчас наша рота идет на работу (ночную): подносить к позиции рогатки[339]. Я быстро оделся, заглянул на улицу: погода, как назло, стала дождливая и непроглядная. Рота собралась, кое-как добрались в лесу до рогаток, там забрали их и гуськом тронулись к позиции. Несколько раз разрывались, останавливались, наконец, выйдя на открытое место, проверили людей и пошли. Дорога грязная, хорошо хоть дождь перестал. Рогатки были тяжелые, а людей мало, очень устают нести, и почти через каждые 10 мин. останавливались, и мы шли с 10 час. до 3-х час. утра каких-нибудь 10–12 верст. По этой дороге днем ни один человек не покажется, т. к. немцы ее жестоко обстреливают, и вполне понятно, что эти кол[340]. Аполония и Бабье не имеют никаких живых существ. Хоть с горем пополам, но все же донесли рогатки до места. Отдохнув мин. 15, пошли назад и заблудились – взяли вправо, я вижу, что ракеты рвутся чуть не рядом и бомбомет работает, по полю кое-как добрались до нужной дороги и только в 6 час. утра пришли на свое место. Совсем не думал, что здесь можно так хорошо обедать и ужинать, не хуже, чем в ресторане. Мы едим и помидоры, и свежие огурцы, и фрукты, и пирожки с мясом и яблоками, и мясное все так хорошо изготовлено, что приходится удивляться.