Читаем Моя революция. События 1917 года глазами русского офицера, художника, студентки, писателя, историка, сельской учительницы, служащего пароходства, рев полностью
Проснулся часов в 10 ут[ра], с биноклем пошел обозревать позиции, из последних 3-х взводов «его» окопов не видно, а лишь кусты, рожь, свои заграждения и больше ничего, от 1-го вз[вода] видны его заграждения и окопы и дом полуразрушенный, когда-то имевший красивый вид, но теперь продырявленный нашими снарядами. Стоход такая речонка, что ее и не видно, скорей болото с небольшим мостиком. Почва песчаная, но сырая, и ночью холодно даже в шинели. Окопы попались неважные, без траверсов[342], так что фланговым огнем можно много погубить солдат. Почти весь день солдаты спали, лишь пообедали да чай попили, только дневные наблюдатели у бойницы, а из-под закрытой видны лишь ноги да слышится похрапывание. Некоторые, выспавшись, пишут письмо, а другие, устроившись где-нибудь в укромном уголку, нажаривают в карты. В хороший ясный день развесят под навесом белье, за окопом табак сушат. Под вечерок в дальних ходах сообщений варят добавочный ужин, картошку, груши и пр. Когда начинает темнеть, все становятся у своих бойниц и таращат глаза в темноту, вперед выставляются секреты[343] – перед проволочным заграждением с гранатами и бомбами. Целую ночь сегодня ходил между солдат, остановишься, поговоришь, посидишь у них в блиндажах, пройдешься по окопу. Иногда на небе появится медленно летящая мина, красная с хвостом, точь-в-точь как комета, только слишком здорово рвется, и осколки так и запоют… Был в блиндаже ком[анди]ра роты, скучновато, разговор как-то не клеится, хочется спать… Из смежного блиндажика – телефониста – несутся гудки полевого телефона…
7-11 сентября (25–29 августа).
Тоскливо сидеть и не иметь никаких вестей с Родины, и нечем отвести тоску, ни журналов, ни газет, ничего, только осколки заунывно поют да снаряды наверху посвистывают. Да! Сиди и жди, что авось снаряд прихлопнет, думаешь, увидишься ли еще с родными, с Марусенькой Шумиловой, к которой я все больше и больше привязываюсь и действительно полюбил. Какое-то необъяснимое состояние! Ах! Если бы здесь была она?! Увижу ли я еще ее? Ведь здесь такое состояние, сейчас жив, а через мгновенье и… тебя уже нет на белом свете… Не получил писем, кажется, что все забыли тебя. И аппетита почти нет, движения нет, развернуться негде, только ночью вылезешь из окопов и пройдешься, посмотришь, как солдаты работают – строят себе блиндажи, или пойдешь к секретам, к проволочным заграждениям, слушаешь, как «он» работает, и, не пригибаясь, идешь от секрета к секрету, правда, иногда мелькнет мысль, что ведь может легко заметить и подстрелить, но «чему быть, тому не миновать». Иногда пойдешь вместе с солдатами за сеном, все-таки промнешь ноги, а то ведь целый день сидишь в блиндаже, то пишешь или просто думаешь, и идти некуда, кругом обнаженные стены земли, а выше… если не хочешь жить, вылезай…