Моя семья и другие звери

Умственные способности у Додо, как выяснилось, были весьма ограниченные. Больше одной идеи в ее голове не умещалось, и она ее отстаивала твердо, несмотря на любые возражения. Так, она сразу решила, что наша мать принадлежит ей, но права на собственность заявила, лишь когда та однажды уехала в город за покупками, оставив ее одну. Убежденная в том, что больше никогда нашу мать не увидит, Додо погрузилась в глубокий траур и, печально завывая, семенила по дому, и порой ее скорбь заходила так далеко, что она выворачивала больную лапу. Возвращение матери она встретила с неописуемой радостью и приняла решение, что отныне никогда ее от себя не отпустит, а то как бы опять не исчезла. С этой минуты она к ней приклеилась как банный лист, не позволяя ей отойти больше чем на пару метров. Когда она присаживалась, Додо ложилась у нее в ногах; если вставала, чтобы взять книгу или сигарету, собачка ее сопровождала, а потом они вместе возвращались, и Додо ложилась с удовлетворенным вздохом: ну вот, в очередной раз не позволила ей улизнуть. Она настаивала на своем присутствии, даже когда та принимала ванну; сидела на полу, опечаленная, и смущала ее неотрывным взглядом. Все попытки не пустить Додо в ванную заканчивались тем, что она с безумным воем бросалась на дверь, а это неизбежно заканчивалось вывихом лапы. Видимо, Додо считала, что ее подопечную небезопасно оставлять в ванной одну, даже если стоять на часах снаружи. А вдруг мать способна ускользнуть через сливное отверстие?

Поначалу Роджер, Писун и Рвоткин поглядывали на Додо со сдержанным презрением, не принимая ее в расчет. Она была слишком толстой и приземистой, чтобы совершать с ними далекие прогулки, а попытка с ней поиграть вызывала у нее паническую атаку – она тут же галопом неслась в дом, с воем требуя защиты. Все взвесив, они посчитали ее скучным и бесполезным пополнением… пока не выяснилось, что она обладает одним наивысшим и несказанно приятным качеством: у нее регулярно случались течки. Сама Додо изображала невинность по этому поводу, что выглядело довольно трогательно. Казалось, ее озадачивают, а то и пугают неожиданные взрывы собственной популярности, когда поклонники начинали ее осаждать в таких количествах, что матери приходилось вооружаться увесистой палкой. Из-за этой своей викторианской невинности Додо стала легкой жертвой великолепных рыжих бровей Рвоткина, и ее постигла участь пострашнее смерти, после того как мать случайно закрыла их вдвоем в гостиной и пошла готовить чай. После неожиданного прихода падре с супругой, которых она провела в гостиную, где все увидели, чем занимается счастливая парочка, и отчаянных попыток поддерживать нормальную беседу у нашей бедной матери раскалывалась голова, и последние силы ее покинули.

К общему удивлению (в том числе самой Додо), от этого союза родился щенок, странное, канючащее каплевидное существо с материнской фигурой и отцовскими пепельно-белыми подпалинами на теле. Неожиданный статус родительницы просто деморализовал Додо, у нее чуть не случился нервный срыв, так как ей пришлось разрываться между двумя потребностями: быть одновременно с младенцем и с нашей матерью. Мы, конечно, не подозревали об этой психологической драме. В конце концов Додо нашла компромисс: ходила за матерью, таская щенка в зубах. Она проделывала это все утро, пока мы не сообразили, чего она добивается. Несчастный щенок! Голова зажата в пасти, а тело болтается туда-сюда. Ни выговоры, ни мольбы не возымели никакого действия, и в результате нашей матери пришлось затвориться в спальне вместе с Додо и ее щенком, а мы носили всей троице подносы с едой. Но даже это порой не срабатывало: стоило матери встать со стула, как бдительная Додо тотчас хватала в зубы щенка и не спускала с нее глаз, готовая, если понадобится, броситься вдогонку.

– Если эта история затянется, щенок может превратиться в жирафа, – заметил Лесли.

– Я знаю. Бедняжка, мне его ужасно жаль, – сказала мать, – но что я могу сделать? Она его хватает, стоит мне только потянуться за сигаретой.

– Самое простое – это его утопить, – посоветовал Ларри. – Из него вырастет чудовище. Достаточно посмотреть на родителей.

– Ты никогда этого не сделаешь! – вознегодовала мать.

– Фу! – воскликнула Марго. – Бедный малыш.

– А по-моему, смехотворно из-за собачки быть прикованной к стулу.

– Это моя собачка, и, если я хочу сидеть здесь, я буду сидеть, – отрезала мать.

– И как долго? Это может тянуться не один месяц.

– Что-нибудь придумаю, – последовал достойный ответ.