Моя семья и другие звери

На ланч мы все пришли проголодавшиеся: Лесли с охотничьей сумкой, полной дичи – окровавленные зайцы, куропатка, перепелки, бекас и лесные голуби; Теодор и я – с пробирками и склянками, заполненными всякой мелкой живностью. Горел костер, на ковриках была разложена еда, и уже стояли охлажденные в море бутылки с вином. Ларри загнул угол своего коврика, чтобы растянуться во весь рост среди белотрубных лилий. Теодор сидел весь такой лощеный, с прямой спиной, и его бородка ходила вверх-вниз, пока он неспешно и методично пережевывал пищу. Марго, элегантно растянувшись на солнышке, поклевывала овощи и фрукты. Мать и Додо расположились в тени огромного зонта. Лесли, присев на корточки и положив двустволку на колени, одной рукой отправлял в рот кусок холодного мяса, а другой задумчиво поглаживал стволы. Неподалеку от него, возле костра, пристроился Спиро, по изборожденному лицу стекал пот, и сверкающие капли падали в густую черную поросль на груди, пока он поворачивал над огнем импровизированный вертел из оливковой ветки с насаженными на нее семью жирными перепелками.

– Райское место! – проговорил Ларри с набитым ртом, лежа в белеющем цветнике. – Оно было создано для меня. Я готов здесь валяться вечно, если яства и вина мне будут подносить обнаженные роскошные дриады. После нескольких веков я пропитаюсь этими запахами, забальзамируюсь, и однажды мои преданные дриады найдут мою душу отлетевшей, и от меня останется только запах. Кто-нибудь мне бросит хоть один из этих бесподобных фиников?

– Я как-то прочел весьма любопытный труд о бальзамировании, – с энтузиазмом подхватил Теодор. – В Египте при подготовке тела чего только не делали. Их метод извлечения мозга через… э-э… нос показался мне в высшей степени изобретательным.

– Крючком, что ли, вытаскивали через ноздрю? – предположил Ларри.

– Дорогой, во время еды…

После ланча мы переместились в тень соседних олив и подремали, пережидая полуденную жару под убаюкивающее пронзительное пение цикад. Периодически то один, то другой вставал, спускался к морю и, окунувшись, возвращался охлажденный, чтобы продолжить сиесту. В четыре часа Спиро, пролежавший обмякшей храпящей горой мяса, хрюкнув, очнулся и вразвалочку пошел по пляжу, чтобы разжечь костер перед чаепитием. Остальные лениво, полусонно приходили в себя, потягиваясь и вздыхая, а затем топали по песку к позвякивающему крышкой, посвистывающему носиком чайнику. Мы расселись с кружками в руках, еще сонные, задумчивые, хлопающие ресницами, и тут среди лилий появилась зарянка с блестящей грудкой и ясными глазами и поскакала в нашу сторону. В десятке футов она остановилась и обвела всю компанию критическим взглядом. Решив, что нас надо немного развлечь, она впрыгнула между двух лилий, образовавших своего рода красивую арку, приняла театральную позу, выставив вперед грудь, и затянула журчащую заливистую песню. Закончив, она склонила головку в этаком до смешного высокомерном кивке и ускакала обратно в заросли лилий, напуганная взрывом смеха.

– Они такие симпатичные, эти зарянки, – сказала мать. – В Англии одна такая часами прыгала вокруг, пока я занималась садом. Как же красиво они выставляют свою грудку!

– Она кивнула, как будто поклонилась, – вступил Теодор. – А грудь выпячивала, прямо как… э-э… дородная оперная дива.

– Вот-вот, исполняющая что-то легковесное… вроде Штрауса, – поддакнул Ларри.

– Кстати. – У Теодора заблестели глаза. – Я вам не рассказывал про последнюю оперу у нас на Корфу?

Мы ответили, что нет, и устроились поудобнее, получая такое же удовольствие от его игры, как и от самого рассказа.

– Это была… мм… приезжая труппа. Кажется, из Афин, но, может быть, из Италии. В общем, начинали они с «Тоски». Певица, исполнявшая заглавную роль, была исключительного… э-э… телосложения, как это принято в опере. Как вы знаете, в финале героиня бросается в бездну с крепостной стены… или с крыши замка. В первый вечер певица взобралась на крепостную стену, пропела свою последнюю арию и бросилась… так сказать, в бездну… на камни. К несчастью, рабочие сцены забыли положить маты. В результате ее громкие стоны несколько… э-э… смазали впечатление, будто на камнях лежит бездыханное тело. А певцу, оплакивающему ее смерть, пришлось изрядно… мм… добавить мощи, чтобы заглушить крики. Неудивительно, что певица была весьма расстроена, и на следующий вечер рабочие сцены уж постарались, чтобы она приземлилась безболезненно. Героиня, несколько потрепанная, кое-как доковыляла до финальной сцены, пропела арию и бросилась с крепостной стены навстречу смерти. К несчастью, если в первый раз рабочие сделали приземление слишком жестким, то теперь они ударились в другую крайность. Гора пружинистых матрасов отбросила героиню вверх. В общем, пока персонажи у… как это называется?.. ах да, рампа… пока они там обсуждали ее смерть, героиня два или три раза взлетела по пояс над крепостной стеной, к полной оторопи зрителей.

Зырянка прискакала, чтобы тоже послушать эту историю, но, когда мы разразились дружным смехом, она испуганно вспорхнула и улетела.