Моя сестра живет на каминной полке

Я такого места даже представить не могу. Самое далекое, где я был, это Коста-дель-Соль в Испании. Там, конечно, жарче, чем у нас, в Англии, а в остальном очень похоже. Есть кафе, где подают «плотные английские завтраки», – я две недели подряд каждое утро ел сосиски с кетчупом. Поэтому я спросил:

– Там хорошо, в Бангладеш?

– Понятия не имею. Папе здесь больше нравится.

– А почему он сюда переехал?

– Мой дедушка приехал в Лондон в 1974 году искать работу.

Тащиться в такую даль, чтобы найти работу?

– Разве нельзя было пойти в бюро по трудоустройству в Бангладеш? – удивился я, а Сунья только засмеялась.

Мне вдруг захотелось узнать про нее все-все. Тысячи вопросов вертелись у меня на языке, первым соскочил такой:

– Как вы очутились в Озерном крае?

И Сунья, сидя на ветке и болтая ногами, рассказала:

– Дедушка велел папе много работать, не конфликтовать с законом и поступить в медицинский институт подальше от Лондона. Папа поехал в Ланкастер и встретил там маму. Они поженились и переехали сюда. Это была любовь с первого взгляда. – Она перестала болтать ногами и повернулась ко мне.

Все вопросы, которые мне хотелось задать, улетучились, как пар, который мы проходили на уроке естествознания.

– Любовь с первого взгляда, – повторил я.

Сунья кивнула, улыбнулась и спрыгнула с дерева.

* * *

К пяти я был дома. Когда открыл входную дверь, Роджер опрометью бросился на улицу, будто только этого и ждал. Холл весь заволокло дымом.

– Надеюсь, ты любишь поподжаристей, – сказал папа, когда я вошел в кухню.

Он накрыл на стол и зажег свечи. Джас уже сидела на своем месте с какой-то затейливой прической и широченной улыбкой. Я глазам своим не верил. Папа приготовил жаркое, и не имело ни малейшего значения, что курица сверху была вся черная.

Жареная картошка была слишком жирной, подливка пересоленной, а овощи недоваренными, но я съел все до последней крошки, тем более что Джас ни к чему даже не притронулась. Я бы и йоркширские пудинги съел, только они намертво пришкварились к противню. Было ужасно весело, в кои-то веки мы по-настоящему разговаривали. И тут папа завел речь о Сунье.

– А тебе известно, что у Джейми есть подружка? – спросил он.

Джас ахнула, а у меня похолодело внутри.

– Не может быть! – взвизгнула она.

Я покраснел как дурак.

– Это все дезодорант, – захохотала она. – Не иначе.

Папа подмигнул Джас:

– Ее зовут Соня, и, по-моему, она очень симпатичная. Первая любовь!

– Ну, па-а-ап… – протянул я обиженно-горделиво, вовсе не желая, чтобы он перестал.

Джас прокашлялась. Я знал, что сейчас будет, и вгрызся в куриную ножку точь-в-точь как пес Сэмми, а Джас сказала:

– Пока мы не ушли от темы, я хочу тебе кое-что сказать.

Папа положил вилку.

– У меня есть парень.

Папа уперся взглядом в стол. Джас резала морковку на маленькие кусочки. Я случайно залез пальцами в подливку и как раз облизывал их, когда папа, не поднимая глаз, сказал:

– Ладно.

Джас опять взвизгнула:

– Ладно?

А папа вздохнул:

– Ладно.

Я почувствовал себя вроде как не у дел и тоже сказал:

– Ладно.

Только никто не расслышал, потому что в это время Джас подскочила к папе, обхватила его за шею и поцеловала. Я такого еще ни разу не видел. Джас раскраснелась и выглядела такой счастливой, а у папы лицо стянуло непонятной мне тоской.

Джас мыла посуду и пела. Я перестал вытирать тарелки и посмотрел на нее в упор:

– Какой у тебя хороший голос.

– Я не собираюсь участвовать в этом дебильном конкурсе, – немедленно отозвалась она.

– Знаю.

– Тогда расскажи мне про эту твою подружку.

Я подумал про пятнышко у Суньи над губой, про ее блестящие волосы и сияющие глаза, про смеющиеся губы, про смуглые пальцы, и у меня как-то само выскочило:

– Она красивая.

Джас сделала вид, будто ее тошнит прямо в раковину с посудой, я хлестнул ее полотенцем. И мы расхохотались. В кухню пришел папа и сказал, чтоб мы прекратили дурачиться. Все у нас было как в нормальной семье, и в первый раз я не скучал по маме. Серебряный лев заглядывал в окно. Не знаю, может, это был Роджер, но мне послышалось довольное урчание.

12

Тысячи звезд над крышей нашего дома. Ни одного облачка. И толстощекая луна. Она напоминала блюдце с молоком, и я показал ее Роджеру. Тот увязался за мной на улицу и теперь устроился у меня на коленях, поглядывая на небо умными зелеными глазами. Нам обоим не спалось, и мне было приятно, что он пришел посидеть со мной. Я грел пальцы, запустив их в теплый мех Роджера, и чувствовал коленками, как стучит его сердце. Было темно, свежо и таинственно. Как в сарае. Интересно, что сейчас делает Сунья? Спит небось под тем синим одеялом, что я видел у нее в комнате два дня назад. Мне вдруг стало стыдно, что я про нее думаю. Я потряс головой, моргнул раза три и уставился в глубину пруда. Мне припомнились правила, нацарапанные на булыжнике, которым Бог запустил в того чудаковатого парня по имени Моисей.

Сегодня миссис Фармер сказала, что если мы хотим попасть в рай, то должны соблюдать Десять заповедей. Она сказала:

– Господь открыл их Моисею на горе, и мы всю жизнь должны следовать этим правилам.