Моя сестрица — серийная убийца

— Да я прикалываюсь! Мы обе знаем, что Айюла и Тейд созданы друг для друга. Они такая красивая пара!

— Да, да, так и есть.

Йинка улыбается, но в той улыбке насмешка. Она проносится мимо меня к выходу, и я наконец выдыхаю. Я бросаюсь к раковине, вынимаю салфетку из сумки и вытираю лицо. Удалив самое страшное, я обильно споласкиваю лицо водой, чтобы смыть остатки косметики и слезы.

Орхидеи

Домой нам привозят букет ярких-преярких орхидей. Доставка для Айюлы. Наклонившись вперед, она вытаскивает карточку, зажатую между стеблями. Айюла улыбается.

— Цветы от Тейда!

Такой он ее видит? Экзотичной красавицей? Я утешаюсь тем, что даже прекраснейшие цветы вянут.

Айюла берет телефон и набирает эсэмэску, проговаривая ее вслух.

— Мне. Больше. Нравятся. Розы.

Мне следует остановить ее. Еще как следует. Тейд тщательно обдумывает каждый свой поступок. Я представляю его в цветочном салоне: он разглядывает букет за букетом, спрашивает про сорта, про подкормку и лишь потом определяется. Я выбираю вазу и ставлю цветы в центр стола. Стены у нас нейтрально-кремовые, так что орхидеи оживляют гостиную.

— Отправляй!

Эсэмэска ошарашит Тейда, разочарует, обидит. Но, может, он наконец поймет, что Айюла не для него, и отступится.

В полдень нам доставляют пышный букет из роз — микс красных и белых. Айюла уехала закупать ткани, поэтому домработница, прекрасно зная, для кого цветы, передает их мне. Это не поникшие розочки от Айюлиных ухажеров, частенько украшающие наш стол, — красные и белые бутоны полны жизни. Я стараюсь не вдыхать их приторно-сладкий аромат и стараюсь не плакать.

Мама замечает розы, едва успев войти в гостиную.

— От кого они?

— От Тейда, — бездумно отвечаю я, хотя Айюлы дома нет и на карточку с подписью я не смотрела.

— От доктора?

— Да.

— Но разве он утром не присылал орхидеи?

— Присылал, — со вздохом говорю я. — А теперь он шлет розы.

Мама расплывается в мечтательной улыбке — мысленно она уже выбирает асо эби[13] и набрасывает список гостей, которых пригласит на свадьбу. Оставив ее наедине с цветами и мечтами, я ухожу к себе в комнату. Никогда прежде моя спальня не казалась мне такой безжизненной, как сейчас.

Вернувшись домой вечером, Айюла ощупывает розы, фотографирует и собирается выложить фото в сеть, когда я в очередной раз напоминаю, что у нее есть бойфренд, который уже месяц числится пропавшим без вести. Ей следует скорбеть и носить траур.

Айюла надувается.

— Как долго я должна постить грустную тягомотину?

— Можно вообще ничего не постить.

— Нет, скажи, как долго?

— Наверное, год.

— Да ты шутишь?!

— Если не выдержишь, тебя сочтут жалким подобием человека.

Айюла вглядывается в меня: вдруг я уже записала ее в жалкое подобие человека? В последнее время я не знаю ни что делать, ни даже что думать. Феми везде меня преследует, без спроса вторгаясь в мои мысли. Оставил бы он меня в покое! Словами — манерой выражаться — и красотой он выделяется на фоне остальных. А еще Айюлино поведение… Первые два раза она хотя бы плакала.

Розы

Не спится. Я лежу в постели, ворочаясь с боку на бок. То включу кондиционер, то выключу. В итоге встаю и выбираюсь из комнаты. В доме тишина. Домработница спит. Я пробираюсь в гостиную: кажется, цветы своей красотой рассеивают даже ночную тьму. Я подхожу к розам и касаюсь лепестков. Отрываю один. Потом еще один. И еще. Медленно текут минуты, а я стою в ночнушке и обдираю цветок за цветком, пока все лепестки не оказываются у моих ног.

Утром я слышу мамины вопли: они врываются в мой сон, тянут на поверхность сознания. Я откидываю одеяло и выскакиваю в холл. Дверь в Айюлину комнату распахивается, следом за мной сестра несется вниз по лестнице. Похоже, у меня разболится голова. Накануне ночью я разодрала два прекрасных букета, и теперь мама стоит у их останков, уверенная, что кто-то вломился к нам в дом.

В гостиную влетает домработница.

— Мэм, парадная дверь до сих пор заперта! — жалобно сообщает она моей маме.

— Тогда… кто мог… ты?! — обрушивается на нее мама.

— Нет, мэм, я ни за что бы так не сделала.

— Тогда как это случилось?

Если сейчас же не вмешаюсь, мама решит, что это домработница, и уволит ее. В конце концов, кто еще мог разодрать букеты? Я кусаю губы, а мама разносит съежившуюся девушку — у той косички с бусами трясутся вместе с телом. Нагоняй она не заслуживает, и я понимаю, что должна сказать правду. Но как объяснить чувство, которому я поддалась? Нужно признаться, что ревную Тейда?

— Я букеты испортила, — говорит вместо меня Айюла.

Мамин гневный спич обрывается на полуслове.

— Но… зачем?

— Вчера вечером мы поссорились. Ну, мы с Тейдом. Он меня подначил, и я испортила его букеты. Надо было сразу их выкинуть. Простите.

Она знает. Айюла знает, что это я сделала. Я не поднимаю глаз, рассматривая лепестки на полу. Почему я не убрала их? Я ведь ненавижу бардак. Мама качает головой, пытаясь осмыслить услышанное.

— Надеюсь… перед ним ты извинилась?

— Да, мы уже помирились.

Домработница уходит за метлой, чтобы смести следы моей ярости.

Мы с Айюлой случившееся не обсуждаем.

Отец