Моя сестрица — серийная убийца

Я молчу, хотя фраза Мухтара и не была вопросом. На экране тележурналистка берет интервью у прохожего. У того взгляд мечется между ней и камерой, словно он не уверен, кому нужно отвечать — ей или оператору.

— Ты вполне можешь это сделать.

— Что именно?

— Сказать правду. Освободиться.

Я чувствую на себе взгляд Мухтара. Картинка на экране плывет. Я хлопаю глазами раз, другой, сглатываю. Слова не идут. Правда… Правда в том, что мою сестренку ранили фактически у меня на глазах из-за моих же опрометчивых слов.

Мухтар чувствует мое смущение и меняет тему.

— Завтра меня выписывают.

Я отворачиваюсь от телевизора и смотрю ему в глаза. Мухтар не может лежать в больнице вечно. Он не стул, не койка, не стетоскоп — он пациент, а пациентов выписывают, живыми или мертвыми. Тем не менее я чувствую что-то сродни удивлению, что-то сродни страху.

— Да?

— Не хочу терять контакт с тобой, — заявляет он.

Удивительно, но до физического контакта у нас доходило, только когда Мухтар спал или был при смерти и не мог двигаться самостоятельно. Сейчас он поворачивается к телевизору без посторонней помощи.

— Может, дашь мне свой телефон? Будем общаться через вотсап.

Даже не знаю, что сказать. Мухтар существует за пределами этих стен? Он — человек, знающий мои страшные тайны. Мои и Айюлины. Но кто он помимо того? У этого хранителя тайн до странного европейский нос, длинный и тонкий. А у самого него какие тайны? Я ведь даже не представляю, ни чем он занимается, ни чем увлекается, ни где спал перед тем, как его принесли в больницу на носилках.

— Или я дам тебе свой номер. Захочешь поговорить — звони в любое время.

Я киваю. Не факт, что Мухтар замечает мой кивок, ведь он смотрит в телевизор. Мне лучше уйти. У самой двери я оборачиваюсь.

— Может, твоя жена до сих пор тебя любит.

— Сказанного не воротишь, — вздыхает Мухтар.

— Сказанного о чем?

— Я развожусь с тобой. Развожусь. Развожусь.

Сестра

Айюла лежит на кровати, выгнувшись так, чтобы продемонстрировать снэпчату свою рану. Я жду, когда видеосъемка с фотосессией закончатся. Наконец Айюла прячет свой шов под топом, откладывает телефон и улыбается. Даже сейчас она сама невинность. На Айюле хлопковые шорты, белый топ, под боком — плюшевый мишка.

— Может, расскажешь мне, что случилось?

На тумбочке у нее вскрытая коробка конфет — подарок с пожеланиями скорейшего выздоровления. Айюла выбирает леденец, разворачивает и давай облизывать.

— У нас с Тейдом? — задумчиво уточняет она.

— Да.

Айюла снова облизывает леденец, потом отвечает:

— Тейд заявил, что ты сломала мое кольцо. Что ты обвиняешь меня во всех грехах и, возможно, причастна к исчезновению моего бывшего парня.

— Что… что… ты говоришь?

— Я сказала Тейду, что он свихнулся. Он трындел про твою ревность, про этот… как его? Скрытый гнев? Мол, вдруг… — Айюла делает эффектную паузу. — Вдруг мы уехали, а ты потом вернулась, чтобы… ну, чтобы потолковать с Феми?..

— Тейд думает, что это я убила Феми? — Я хватаю Айюлу за руку, хотя на сей раз она ни в чем не виновата. Как он мог подумать, что я способна на такое?

— Чудно, правда? А я ведь даже не рассказывала ему про Феми. Только про Гбойе. Может, Тейд в инстаграме прочитал… В общем, он хотел сдать тебя полиции, да, вроде так… Вот я и сделала то, что следовало сделать… — Айюла пожимает плечами. — По крайней мере пыталась. — Она утыкается в мишку и затихает.

— А потом?

— Потом он повалился на пол и заскулил: «Бо-о-оже, Кореде сказала правду!» Так что ты ему сказала, Ко-ре-де?

Айюла поступила так ради меня и пострадала, потому что я ее предала. Перед глазами плывет. Стыдно признаться, что благополучие мужчины я поставила выше ее благополучия. Стыдно признаться, что я позволила Тейду встать между нами, в то время как Айюла без колебаний предпочла ему меня.

— Я… я сказала, что ты опасна.

— И что, по-твоему, будет теперь? — вздохнув, спрашивает Айюла.

— Начнется какое-то расследование.

— Полиция поверит заявлению Тейда?

— Даже не знаю… Получится, что его слово против твоего.

— Против нашего, Кореде. Получится, что его слово против нашего.

Отец

По традиции йоруба близнецов называют Тайво и Кехинде. Формально, Тайво — старшая из близнецов, она родилась первой. Следовательно, Кехинде родился вторым. На деле же старший — Кехинде, это он велел Тайво: «Иди первая и все разведай».

Именно так отец относился к роли младшего близнеца. Тетя Тайво согласилась. Она беспрекословно слушалась его и безоговорочно ему доверяла.

Именно из-за беспрекословного подчинения тетя оказалась у нас дома в последний для отца понедельник.

Именно поэтому она орала на меня, требуя отпустить Айюлу.

— Нет! — орала в ответ я, прижимая Айюлу еще ближе к себе. Отца дома не было, я понимала, что поплачусь за свою строптивость потом, но ведь до «потом» еще нужно дожить. Его отсутствие придавало смелости, а неизбежность его возращения — решимости.

— Я пожалуюсь твоему отцу! — пригрозила тетя Тайво, но мне было плевать. Я уже составляла план нашего с Айюлой побега.

Айюла крепче вцепилась в меня, хотя я сразу пообещала никому ее не отдавать.