Моя скромница Джейн

И слезы все-таки хлынули у нее из глаз рекой. Что же это такое? Просто невыносимо – почему она не в состоянии прекратить оплакивать Александра Блэквуда и забыть о нем? В конце концов, он ведь просто парень, и больше ничего. Между ними не существовало никакой привязанности – во всяком случае, такой, о какой стоило бы говорить. Если под любовным волнением понимать то, что Шарлотта понимала под ним раньше, то в ее чувствах к этому человеку не было ничего романтического. Никакого заигрывания. Никакого смутного томления души – такого, например, как у Джейн по мистеру Рочестеру. Нет, они испытывали друг к другу только высочайшего уровня уважение, ощущение товарищества и взаимное удовольствие от общения. Однако когда герцог сообщил, что мистера Блэквуда убили, внутри у нее словно что-то оборвалось, да с тех пор так оборванным и осталось. И вот она плачет и плачет, и слезы сменяются тупой, жестокой болью в груди, от которой еще хуже, чем от слез.

Героиня наша, дорогие читатели, барахтались в самых темных глубинах отчаяния и на сей раз не испытывала ни малейшего желания описывать их на бумаге. Вместо этого она, стиснув зубы, словно созерцала свою жизнь, распростертую перед ней, жизнь одинокую, трагическую, полную смертей самых близких людей – сначала мамы, потом двух старших сестер, потом отца, теперь вот мистера Блэквуда, а скоро, вероятно, кладбищенская немочь заберет у нее и младших. Энни в последние дни все время кашляла, Эмили выглядела бледненькой, а Бран – Бран просто невезучий и вечно нарывается на неприятности. С ним в любой момент может произойти что угодно. И она останется одна, теперь уже навсегда. Или, возможно, тоже умрет молодой.

Шарлотта утерла глаза. Нелепо, несуразно, но прямо сейчас ей ничего так не хотелось, как просто поговорить с мистером Блэквудом, хотя бы еще только раз. «Надо рассказать ему обо всем, что случилось», – сверлило и сверлило у нее в мозгу. О, как бы она забросала его вопросами! Например: почему она так глупа, что никак не может перестать его оплакивать?

Девушка судорожно вздохнула. Слезы, твердо напомнила она себе, не делают тебя слабаком. С рождения они остаются с тобой и служат лучшим свидетельством того, что ты еще жив.

Задребезжали ставни. На улице бушевала октябрьская непогода. Ветер завывал мрачно и уныло. В раннем детстве злые йоркширские ураганы всегда наводили на Шарлотту ужас. Она, конечно, понимала, что это всего лишь потоки воздуха, но буйному, непокорному воображению эти звуки представлялись звуками минувших эпох английской истории, сквозь толщу которой скребется и продирается в современность целый зверинец мертвецов, и все они пытаются проникнуть в ее окно. Впрочем, о реальности привидений она тогда не догадывалась и ни с кем из них ни разу не сталкивалась. Только из опыта недавних контактов с Обществом Шарлотта заключила, что духи существуют и ничем не отличаются от остальных людей, ни чувствами, ни мыслями. Просто они уже умерли, вот и все. Больше ничего не меняется. Особенно если их видят.

Стойте. Подождите-ка.

Девушка села на постели. На секунду ей показалось, что она готова снова заплакать, но вместо рыданий из ее глотки донесся хриплый смех. Шарлотта спрыгнула с кровати и принялась торопливо одеваться. У нее родилась идея, и идея эта никак не могла ждать до утра.

* * *

– Бран! – Она снова замолотила в дверь приходского домика. Ветер яростно трепал ее распущенные волосы. – Бран, проснись!

На лестнице послышались шаги. Затем дверь приоткрылась, и наружу высунулась голова – очевидно, ее брата, хоть черт лица она и не могла разглядеть: лорнет залило дождем.

– Чарли?! – удивился он.

– Я неоднократно просила не называть меня «Чарли», – проворчала девушка.

Брат впустил ее.

– Ну и вид у тебя. Как у сумасшедшей, – заметил он с оттенком тревоги в голосе, словно он подумал, что она и правда сошла с ума. – Глубокая ночь на дворе!

– Мне известно, который час, Бран. – Шарлотта протерла лорнет полой его ночной сорочки и поднесла к глазам.

Рыжие вихры пастора сбились на один бок, а на щеке остался след от подушки. Глаза слипались, а его очки ужасно перепачкались, так что она выхватила их и тоже протерла. Затем Шарлотта проследовала в комнату брата, достала из-под кровати видавший виды чемодан и начала деловито собирать вещи.

– Чарли, я что, куда-то собираюсь? – спросил он, стоя на пороге.

– Мы. Мы собираемся. – Она закрыла чемодан и выпрямилась. – У тебя ведь есть лошадь? Отцовская.

Бран затряс головой.

– Лошадь есть, но я не могу уехать. Я же теперь пастор. Я нужен здесь.

– И мне ты нужен. Они как-нибудь справятся.

– А если кто-нибудь умрет и придется его хоронить? Или кто-то надумает жениться? Или придет нужда в молитве у постели больного ребенка? К тому же у меня завтра проповедь.

Шарлотта посмотрела на брата Очень Значительно. Оба они понимали, что горожане не очень расстроятся, если Бран не прочтет завтра свою проповедь.