«Моя стихия – большие внутренние волненья». Дневники. 1904–1950

Вол. Мориц1170, Бакунин1171, Кира [Алексеева], Якулов, Барсова1172, Аганесова1173, какая-то чужая дама…

Чувствую себя на вершине.

Немирович сидит, болтает: большое достижение, нет другой актрисы по такому пластически-трагическому рисунку.

Записка от Готовцева: «Готовцев-потрясенный»1174.

Успех Александра Яковлевича.

Выходим кланяться без конца1175.

Вечером вечеринка – в [«Music-Hall»].

Я в сером платье и новом мехе. Хорошенькая. Сижу у края стола между Эфросом и Луначарским. Около – Брюсов, Сабанеев1176. Рядом за столом – Яновицкие1177. Вдалеке Брен.

[Одно слово вымарано] весело. Тосты.

Скоро – пьяно и хаотично.

Луначарский уезжает. Вальс с Н. [Церетелли].

Постепенно пустеет.

Александр Яковлевич пьян. К утру [нрзб.] Южин и Грибунин – пьяные.

Александра Яковлевича уводят в кабинет. Он пьян вдребезги. Лежит в кресле. [Несколько слов вымарано.]1178

Тетрадь 18. 18/5 октября 1922 года – 8 апреля 1924 года

18/5 октября 1922 г.

Рождение. [Несколько слов вымарано.] Коты.

29 октября [1922 г

.]

Завтра – месяц как больна.

Опять яичник.

Серые дни, изредка спектакли, и потом лежание с компрессами, с тампонами и прочей гнусностью.

Уверенность, что это – наказание за грехи, хотя и грехи-то теперь такие маленькие.

Кто я и что я?

Чего мне хочется…

Я изолгалась и потерпела [лист разорван]. Такое несоответствие [дефект текста] с делом и чувством и, с другой стороны, часто пустые выброшенные слова навязывают чувства.

Вчера захотелось иметь ребенка, сегодня хочется быть проституткой, а читаю письма Рашели – воображаю себя великой актрисой, и кажется, что нет ничего, кроме моего искусства, и нет смысла за чертой рампы и театральных холстов.

Если опухоль не пройдет (сегодня кончаются делишки [дефект текста]) через два дня – как буду дальше жить, не представляю.

[Конец декабря 1923 г

.]. Москва

Спиридоновка, 16

Заболела 22-го. 25 – годовщина1179– больная. Все же танцевала. Пьяно. Стеклов1180. Квиринг1181. Берсенев.

[1–2 января 1924 г.]

Кружок. Я больная, с постели.

Серебряное платье и серый «cape»1182 (Париж). Хорошенькая.

Стол: Яновицкие, Альперовы1183, Венгеров, Уварова, Штейн1184, Александр Яковлевич [часть листа оторвана].

…в 3 ½ часа уехали мы. Масса комплиментов обо мне и «туалетах»…

Дома.

Бред.

Иначе не назову. И писать об этом не могу. Помню ясно, точно: я – в холодной передней, запрятавшись за громадной корзиной (синий халат). Я на полу на коленях перед постелью [часть листа оторвана].

…чувство ревности – пронзающее.

Утром встала – пошла на спектакль. Волненье. Боли. Отчаянье – такое безысходное. Пришла в уборную. Тепло. Грим на столе, милые, привычные вещи. Пришел Николай [Церетелли] – тронул нежностью, сразу успокоил – встречал дома. Я так боялась предательства. Играла плохо 2‐й акт, средне 3‐й и 4‐й и очень хорошо 5‐й.

Болей не чувствовала и, казалось, поздоровела. Приехали домой – легла в постель. Вечером – Готлиб – «все благополучно».

Какой будет год?

3 января [1924 г

.]

1 час дня – чтение «Грозы»1185, беседа (Студия).

Александр Яковлевич – хорошо говорит.

Очень бодро.

Почему-то в чтенье роль Катерины побледнела. Волнительно.

Уварова бестактно рассказала, что Инне [Штейн] нравится Я. [Андроников]1186 и что она думает, что и она ему нравится. Сердце знакомо заныло. У меня идиотская ревность – всех ко всем.

4 января [1924 г

.]. Пятница

Ушел Готлиб. Обещает, что после 9‐го я поправлюсь окончательно. Рассчитываю к 14–15‐му выздороветь. Но так боюсь загадывать. Послезавтра сочельник. Хочу быть вдвоем с Александром Яковлевичем. У меня будет маленькая елка.

Так хочется жить.

От 4 до 6 часов мучительно наблюдала часовые стрелки: в театре бил фокстрот.

От времени до времени раскрываю «Грозу»… Волнует роль. Вчера вечером читала Александру Яковлевичу монологи из [загула]. Он сказал, что звучанье правильное.

Когда мама играет [Electrick-gore], плачу от жажды жить.

Окончательно понимаю, что искусство требует отреченья. И окончательно понимаю, что я не способна отворачиваться от жизни с гульбой и «земными» радостями. И поэтому вечно буду за все платить. И страдать много. Я – не Ермолова, не Рашель1187. Я, пожалуй, – Адриенна Лекуврёр1188. Я слишком женщина для жизни.

Искусство этого не терпит.

[4 января 1924 г.]

24‐й год должен быть очень большим годом для меня – актрисы. Как женщина – не знаю, как актриса – по-моему, будет успех.

5 января [1924 г

.]. Суббота

Первая считка «Грозы».

Кот меня выругал – за кислоту и лиризм.

Огорчилась.

4 часа фокстрот.

Смотрела.