Моя судьба. История Любви

Я встаю с постели: оказывается, Надин уже придвинула к входной двери столик с телевизором. Что делать? Звонить? От волнения мы никак не можем управиться с телефоном! И поймут ли нас? Надин владеет английским языком не лучше меня, пользуется разговорником. Теперь я тоже слышу шум, доносящийся из коридора, какой-то странный шум, чье-то рычание, неразборчивые слова… Помогаю своей спутнице укрепить нашу оборону: мы воздвигаем баррикаду из кресел и стола. Это удается нам с большим трудом, так как мы обе очень устали: она ослабела от гриппа, а меня сильно утомила передача.

— Мне кажется, это — цветные! — ужасается Надин.

— Как ты могла их разглядеть, Надин, ведь в коридоре темно!

Мы так и не узнали разгадки ночного происшествия. Впрочем, нам кто-то сказал, что телевизионные передачи такого рода часто завершаются обильными возлияниями. И в самых разных местах подбирают мертвецки пьяных конгрессменов.

Джонни до сих пор иногда подшучивает:

— Надин, расскажите-ка нам, как вас чуть было не изнасиловали в Вашингтоне!

Наш милый Джо Пастернак сохраняет верность дружбе и не отказывается от своих замыслов. В конце августа 1968 года я снова сижу в его кабинете на Пеладжио Роуд, а на столе передо мной — новый сценарий. На этот раз речь идет о фильме «Великолепный Лас-Вегас», к участию в котором он хочет привлечь Мастроянни и Чакириса.

— В нем есть роль, будто специально для Мирей! Я жду ее приезда целый год. На сей раз я совершенно уверен, что она превосходно сыграет героиню, и потому даже договорился снять для нее дом, где раньше жила Ким Новак!

— Сыграть-то она, я думаю, сыграет… — говорит Джонни.

— Ага! — с торжеством восклицает Джо.

— Но что касается произношения.

— Прибегнем к помощи Сьюзен Уэйт. Она замечательная учительница.

— Гораздо важнее другое — чтобы ученица была замечательная. Я понимаю, что он прав.

Милейший Пьер Грело переводит мои сбивчивые объяснения. Я уже почти не боюсь петь, но как только пытаюсь говорить по-английски, меня охватывает страх. Это может показаться непонятным, нелепым проявлением злой воли. Просто болезнь какая-то.

Пять месяцев спустя меня записывали на телевидении, в соседнем павильоне вел съемки Ли Мэйджорс. Мы нанесли ему дружеский визит. По глазам Джо Пастернака я поняла, что в голове у него уже возник новый план. Возможно, потому, что он заметил, как я очарована Ли Мэйджорсом: я впервые встретила настоящего ковбоя! Он снимался в фильме «Большая долина».

— Мирей будет прелестна в роли юной девушки, которую похищают индейцы! — повторял Джо.

В другой раз он познакомил меня с Зануком, великим Зануком (но ростом он невелик), который курил необыкновенно длинную сигару. И тут снова всплыл на поверхность проект фильма: теперь в нем кроме меня и Джона Уэйна должны были участвовать Роберт Митчем и Дин Мартин. Съемки должны были продолжаться 16 недель. И опять зашла речь о пресловутом контракте на семь лет. Цифра «семь», считала я, приносит счастье, однако.

Когда мы оказались в бунгало на Беверли-Хиллз, где мы останавливались в свой каждый приезд, Джонни спросил меня:

— Ну, так как?

— А что вы об этом думаете, Джонни?

— А что думаешь ты?

— Целых семь лет. не видеть родины.

— Почему же? Ведь бывают отпуска. Кроме того, американцы все чаще снимают теперь фильмы в Европе. особенно в Италии.

Но я-то хорошо знала, что значит впрячься в работу! Помнила, что, даже находясь в Париже, с большим трудом вырывалась в Авиньон, до которого было всего 700 километров. В ту ночь я почти не спала. Тетя Ирен молчала, не говорила ни «да» ни «нет». Оба они с Джонни ждали моего решения. А я хорошо знала, что не умею ни заниматься двумя делами сразу, ни делать что-либо наполовину.

Наступило утро. За утренним завтраком Джонни, который хорошо меня изучил, понял, что я решила.

— Чувствую, что я не готова. Не готова все бросить ради Америки. Он мягко спросил меня:

— Ты хотя бы понимаешь, что отказываешься от блестящей карьеры в Америке?

Я, смеясь, обняла его:

— Но, дядя Джо… быть может, мне еще представится подобный случай, ведь я же, в конце концов, не так стара, хотя вы меня то и дело называете старушкой!

— Некоторые поезда никогда не проходят дважды.

Тем не менее, такой поезд прошел. И совсем недавно. в этом году. Продюсер Хэл Бартлет приехал в Париж. Он — поклонник моего искусства.

— У меня дома есть все ваши пластинки, — сказал он. — Мои дети, как и остальные члены семьи, от них без ума. Когда у нас бывают гости, мы непременно предлагаем им послушать «Мирей».

Случилось так, что в то время в Париже находились мои немецкие антрепренеры и те, кто пишет для меня песни в Германии, а также мои друзья с мексиканского телевидения. Мы решили пообедать все вместе, пригласив и даму из посольства, которая знакомила меня с китайским языком перед моим отъездом в Пекин. Хэл присоединился к нашей компании. Настоящее сообщество наций! За десертом — как это принято на свадьбах и банкетах — я поднялась, чтобы исполнить песню на языке каждого из присутствующих.

— Сегодня вам повезло, — пошутила я, — будете бесплатно присутствовать на сольном концерте!