Посадив Эмили на кровать, Рамон всунул ей в руки стакан с водой.
— Пей.
— Ты так любишь распоряжаться, — пробормотала она.
Он сложил руки на груди.
— А ты очень разговорчива, особенно если учесть, что пять минут назад обнимала туалетный круг.
Не найдя достойного ответа, Эмили уткнулась в стакан. Болело горло и голова, хотя второе было скорее побочным эффектом постоянных размышлений в течение последних двух суток. Дрожащей рукой она поставила стакан на тумбочку.
— Я не знаю, смогу ли я, — сказала она, ощущая, как страх и неуверенность настигают ее безумным вихрем.
Рамон опустился на корточки.
— Что сделать?
— Родить ребенка, — прошептала она.
По его напрягшимся плечам и опустошенному выражению лица Эмили поняла, что он неправильно понял ее слова.
— Нет, — поспешно сказала она. — Я не это имела в виду. Я не хочу избавляться от ребенка, Рамон. Я имею в виду, — продолжала Эмили, сделав глубокий вдох. — Я не знаю, как я все это сумею. Я чувствую…
— Что?
Она пожала плечами, не желая признаваться в своей слабости.
— Страх, — наконец вымолвила она, отводя взгляд.
Рамон, приподняв ее голову, посмотрел в глаза.
— Я думаю, ты можешь сделать все, что захочешь, Эмили Ройс.
— Я устала, — произнесла Эмили, опуская глаза. Вряд ли сейчас Рамон сочтет ее привлекательной, после той безобразной сцены в туалете. — Спасибо, что помог. Я постараюсь поспать.
Она легла и укрылась пледом до подбородка. Рамон встал. Закрыв глаза, Эмили прислушивалась, ожидая, что он сейчас уйдет, однако воцарилась тишина. Внезапно рука его погладила ее волосы, а губы прижались к виску.
— Мы сделаем это вместе, Эмили, — прошептал он, щекоча ее своим дыханием. — Ты не одна.
С этими словами он вышел из комнаты. Как только дверь за ним затворилась, Эмили уткнулась в подушку. Вчера, вернувшись от врача в пустую квартиру, она ощущала себя очень одинокой, но старалась успокоиться — она ведь привыкла быть одна. И теперь эти слова: «Ты не одна». Засыпая, она все еще слышала их, и ей было тепло и уютно.
Глава 8
В четверг Эмили вернулась к работе, хотя Рамон хотел, чтобы она осталась дома до конца недели, и повторил ей об этом раз десять, пока она готовила ужин. Ослабив галстук и закатав рукава, он поставил загорелые сильные руки на стойку кухонного островка, отбивая аргументы Эмили. На миг ей даже показалось, что они — обычная пара в разгар семейной неурядицы, и от этой мысли стало тепло в груди. Никто и никогда раньше не переживал за нее так и не спорил о том, как поступить лучше.
Эмили щелкнула кнопкой мышки и открыла файл. Работа — вот что давало ей ощущение контроля над собой, возвращало к реальности. А если учесть, что дом и независимость отныне не принадлежат ей одной, понятно, почему так важно обрести контроль. Пусть Рамон, если ему так нравится, устанавливает пока свои правила — скорее всего, он просто скрывает под маской распорядителя страх.
Но он ведь не будет жить в ее смежной комнате следующие семь с половиной месяцев — это неправильно для них обоих. У него есть офис и дом в Нью-Йорке, клубы и курорты по всему миру, роскошная жизнь, а ей нужно личное пространство, чувство равновесия. Как можно мыслить здраво с гостем, буквально излучающим тестостерон? Вот почему она так отчаянно хотела вернуться к работе. Ей нужна какая-то перспектива.
В дверь постучали.
— Войдите, — позвала она, чувствуя укол совести. Ведь обычно закрытая дверь служила для коллег знаком того, что начальница недоступна. Однако сейчас она всего лишь составляла список врачей.
Дверь отворилась, и вошел Рамон. Улыбка на лице Эмили тут же погасла. Она раздраженно посмотрела на него.
— Не знай я, что ты все же любишь мои визиты, дорогая, я бы оскорбился, глядя на твою рожицу сейчас.
Сердце ее радостно подпрыгнуло.
— Я думала, у тебя весь день встречи в клубе «Цитрин», — произнесла Эмили, оглядывая его костюм в полоску и размышляя о том, сколько женщин сегодня, должно быть, потеряли голову. — У тебя что, нет других дел, кроме как постоянно наведываться ко мне?
Его темная бровь приподнялась.
— Например?
— Не знаю… В Париже или Нью-Йорке. А может, в Заполярье?
Опустившись в кресло, Рамон произнес:
— Знаешь, ты мила, когда тебя не тошнит.
Эмили негодующим взглядом посмотрела на него:
— Это не смешно.
Улыбка на его губах свидетельствовала об обратном.
— Как ты себя чувствуешь?
— Превосходно. Так же, как и час назад, когда ты мне звонил с тем же вопросом.
— Голова кружится?
— Уже лучше.
— Тошнит?
— С утра нет.
Сегодня все повторилось с точностью, как и вчера. Постояв с ней, Рамон на руках отнес ее в кровать и удалился к себе. Эмили с трудом удержалась от того, чтобы не кинуться к нему на грудь, умоляя, чтобы он остался.
— Правда, — произнесла она. — Я прекрасно себя чувствую.
Он нахмурился:
— Для меня слово «прекрасно» совершенно не сочетается с постоянной тошнотой.
— Это просто токсикоз, это не смертельно, — возразила Эмили, тут же вспомнив о матери и прикусив язык.
— Или это может быть гиперемезис беременных.
Она беспомощно моргнула.
— Что, прости?
— Сильная рвота, — пояснил Рамон. — А это может нанести вред и тебе, и ребенку.