Кажется, потеки застывшей слизи. Во всем этом прятались крохотные золотистые глазки. А вот пасть была огромной и полной острых крючковидных зубов. Так что надеяться на вегетарианские повадки твари не стоило.
Я икнула.
Голова покачнулась.
Мелкая чешуя блестела, словно жиром смазанная… А шея все тянулась и тянулась, слегка расширяясь.
– Вы не будете против, – сказала я, отмерев, – если я вас покину?
Голова склонилась набок, а из трещин на шее вывалились бледно-розовые перья, на концах которых мигом заблестели капли влаги.
Я сделала шаг в сторону.
И голова качнулась за мной.
– Понимаю, что вам одиноко…
Она описала полукруг и опустилась, изогнув шею по-лебяжьи. А в трещине появилась когтистая лапа, снабженная плотными перепонками. Так, если уходить, то сейчас, пока тварь полностью не выбралась.
Я перевела взгляд на палатку.
Она более не казалась мне сколь бы то ни было надежным убежищем. Почему-то я была уверена, что одним ударом лапы тварь разорвет тонкую ткань. А значит…
Все плохо.
Очень и очень плохо.
Если не к палатке, то куда?
Вторая лапа впилась в камень, и тварь медленно потянулась, издав тонкий обиженный свист.
– Но у меня дела, – мой взгляд метался по пещере, которая, как назло, манила полудюжиной ходов. – Очень и очень важные…
Ближайшие два, пожалуй, подойдут. Левый в частности, он узкий и тесный, туда тварь вряд ли протиснется.
Шажок.
И снова свист.
– Но я всенепременно вернусь, чтобы продолжить эту увлекательную беседу, – заверила я, делая еще один шаг.
Медленно.
Очень медленно. Если дернусь, она бросится, а так… пока уверена, что добыча на месте, и спешить не станет. Тварь заухала и отряхнулась, застучали по спине длинные иглы, а в воздухе резко запахло апельсинами.
– Чудесный аромат, – я продолжала пятиться, не сводя с твари взгляда.
Если кинется, шансов у меня нет.
Никаких.
– И вам очень идет…
Не оступиться.
Не упасть.
Добраться и нырнуть в ход. Если, конечно, я в нем помещусь. Он выглядел еще более узким, чем издали. Я, конечно, не особо толстая, но…
Тело твари, покрытое темной ромбовидной чешуей, казалось бесконечным. Оно тянулось и тянулось, расширяя и без того немалый пролом в полу.
– А хочешь, я тебе спою? Расцветали яблони и груши… – Мой голос заполнил пещеру. Не сказать, чтобы я обладала выдающимися вокальными данными, но твари понравилось. Она замерла.
И глаза прикрыла.
И лишь розовые перья на шее трепетали.
– Поплыли туманы над рекой…
Тонкий свист оказался мелодичным. Она что, подпевает? Хищник-меломан…
– Выходила на берег Катюша…
Я оказалась у входа и, заглянув в него, продолжила:
– На высокий берег на крутой… А теперь извините.
Тесный.
И узкий.
И с каждым шагом становился все уже. Я услышала обиженный визг, то ли неожиданное окончание концерта пришлось ей не по нраву, то ли исчезновение завтрака, разбираться я не стала. Прижавшись к стене, я торопливо втискивалась между двумя рядами огромных глыбин. И надеялась, что коридор этот достаточно длинный, чтобы убраться на безопасное расстояние.
Тварь пыхтела.
И кажется, умудрилась просунуть голову в щель. Заухала. Захныкала. Залепетала что-то жалобное-жалобное, отчего у меня слезы на глаза навернулись.
Хоть возвращайся и утешай…
Нет уж!
Я выдохнула, потому как коридор стал непозволительно узок. Может, и смысла нет дальше идти? Посижу тут, пока Нкрума не придет, а там… надеюсь, он прогонит это существо, кем бы оно ни было, найдет меня, спасет, а я уже была готова броситься на шею спасителю и оросить ее слезами.
Щедро.
Я вздохнула.
И вздох был ответом.
Вздрогнула.
Эхо. Это всего-навсего эхо. В подземельях оно тоже водится. То есть я очень на это надеюсь. Надо успокоиться и…
И что-то тяжелое легло на ногу, затем эту ногу обвило.
Не кричать. Не прыгать. А то вдруг оно ядовитое? Наверняка ядовитое… Прижаться к стене и притвориться частью ее… Ползет? Пусть себе ползет. И подальше, подальше… Хорошо, что писать уже не хочется, иначе…
Оно поднималось по телу медленно, ощупывая это самое тело. А забравшись на плечо, умудрилось протиснуться на другое, легло этаким тяжеленным хомутом.
Довольно теплым, к слову.
Вздрогнуло.
Качнулось.
И напротив меня в темноте тускло блеснули желтые глаза.
– А давай я и тебе спою? – без особой надежды поинтересовалась я.
Ответом мне было шипение. Странно, но оно показалось вполне дружелюбным. Глаза мигнули, а в раскрытую ладонь ткнулось что-то твердое и шершавое.
Я застыла.
И дышать старалась через раз, но получалось слабо. Тварь на мне, кем бы она ни была, медленно поднималась, устраиваясь поудобней, что было весьма затруднительно. Все ж мои плечи были не предназначены для держания всяких там…
Что-то щекотнуло шею.
Ткнулось в ухо.
И вновь зашипело, этак доверительно.
Не знаю, как долго мы стояли. Вначале я боялась. Нет, боялась – не то слово, я оцепенела от ужаса, но время шло.
И шло.
Тварь прижалась к щеке, нежно так… и была она довольно-таки теплой. А стена – жесткой. Ноги дрожали, но страх… он не то чтобы вовсе исчез, скорее ослаб, позволяя думать.
Если бы меня хотели сожрать, уже сожрали бы.
А если нет…
Я пошевелила рукой.
Тварь не отреагировала.