ТЕЙЛОР РАБОТАЕТ В НОВОМ ЗДАНИИ в пяти кварталах от отеля – это громадина из стекла и стали среди известняка и кирпича. Я знаю, как называется ее компания –
– Вы кого-то ищете?
Я обвожу взглядом помещение. Слишком много пространства, слишком много людей. Я слышу, как называю ее имя.
– Тейлор? Посмотрим. – Девушка поворачивается и оглядывает комнату. – Вон она.
Я следую взглядом за указанием ее руки: склоненная фигура над ноутбуком, худенькие плечи и белесые волосы.
Девушка зовет:
– Тейлор!
Та поднимает голову. Потрясение, написанное на ее лице, подталкивает меня к двери.
– Извините, – говорю я. – Я ошиблась.
Я уже на улице, за полквартала от здания, когда слышу, как она меня окликает. Тейлор стоит посреди тротуара. На плече у нее лежит почти белая коса. Она без куртки, в свитере с горлом и такими длинными рукавами, что они закрывают кисти ее рук. Мы пристально смотрим друг на друга. Она поднимает руку – из-под рукава показываются кончики пальцев – и дергает себя за косу. Внезапно я вижу ее такой, какой, должно быть, видел он: четырнадцатилетней, неуверенной в себе девчонкой, треплющей кончики волос, пока он разглядывал ее из-за своего стола.
– Не могу поверить, что это правда ты, – говорит она.
Я пришла, заранее заготовив резкие слова. Хотела пронзить ее насквозь, но захлебываюсь адреналином. Из-за него мой голос становится высоким и дрожащим, когда я прошу, чтобы она оставила меня в покое.
– И ты, и эта журналистка, – говорю я. – Она постоянно мне названивает.
– Окей, – говорит Тейлор. – Она не должна была так поступать.
– Мне нечего ей сказать.
– Прости. Правда, мне жаль. Я просила ее на тебя не давить.
– Я не хочу быть в этой статье, ясно? Так ей и передай. И скажи ей, чтобы не писала о блоге. Я не хочу, чтобы эта история отразилась на мне.
Тейлор внимательно смотрит на меня. Выбившиеся из прически прядки парят вокруг ее лица.
– Я просто хочу, чтобы меня оставили в покое, – говорю я.
Я вкладываю в эти слова все свои силы, но они звучат как мольба. Все не так; мой голос кажется детским.
Я поворачиваюсь, чтобы уйти.
Она снова зовет меня по имени.
– Можем мы с тобой просто поговорить? – спрашивает она.
Мы идем в кофейню, где я три недели назад встречалась со Стрейном. Пока мы стоим в очереди, я рассматриваю ее во всех подробностях, замечаю тонкие серебряные кольца у нее на пальцах, пятнышко туши под ее левым глазом. От ее одежды исходит аромат сандалового дерева. Она платит за мой кофе. Когда она достает кредитку, у нее дрожат руки.
– Это вовсе не обязательно, – говорю я.
– Обязательно, – говорит она.
Бариста запускает кофемашину. Машина испускает грохот перемалываемых зерен и пар, и через минуту перед нами ставят два кофе с одинаковыми нарисованными на пене тюльпанами. Мы садимся у окна. Вокруг нас барьер пустых столов.
– Значит, ты работаешь в отеле, – говорит она. – Наверное, это прикольно.
Я презрительно смеюсь, и лицо Тейлор немедленно заливает румянец.
– Извини, – говорит она. – Глупость какую-то сморозила.
Она говорит, что нервничает, называет себя стеснительной. Руки ее по-прежнему дрожат, она смотрит куда угодно, только не на меня. Я едва удерживаюсь, чтобы не нагнуться к ней через стол и не сказать, что все в порядке.
– Как насчет тебя? – говорю я. – Что это за компания?
Услышав такой простой вопрос, она улыбается от облегчения.
– Это не компания, – говорит она. – Это коворкинг для творчества.
Я киваю так, словно понимаю, о чем она.
– Не знала, что ты художница.
– Ну, я занимаюсь не визуальным искусством. Я пишу стихи. – Она поднимает свою кружку и отхлебывает кофе, оставляя на бортике бледно-розовое пятно.
– Значит, поэтесса – это твоя профессия? – спрашиваю я. – Типа, ты так зарабатываешь?
Тейлор подносит ладонь ко рту, словно обожгла язык.
– О нет. На этом не разбогатеешь. У меня есть подработки. Внештатные литературные проекты, веб-дизайн, консультирование. Куча всего. – Она ставит кофе на стол, сплетает пальцы. – Ладно, возьму быка за рога и спрошу. Когда у тебя с ним все закончилось?
Прямота и банальность вопроса застают меня врасплох.
– Не знаю, – говорю я. – Трудно сказать.
От разочарования у нее словно опускаются плечи.
– Ну, со мной он порвал в январе две тысячи седьмого, – говорит она. – Когда о нас уже вовсю сплетничали в школе. Мне всегда было интересно, не бросил ли он тогда и тебя.
Я пытаюсь удержать на лице терпеливую улыбку и вспоминаю тот год. Январь? Помню его признание, скованное льдом здание в огне.