В том, что Стрейн не отвечал, не было ничего удивительного. Когда включился автоответчик, мне захотелось повесить трубку и попытаться еще раз. Может, если я продолжу названивать, он возьмет трубку из чистого раздражения, думала я. Даже если он закричит, чтобы я оставила его в покое, я, по крайней мере, услышу его голос. Я воображала, как он смотрит на определитель и видит надпись: «Уай, Фил и Джен». Откуда ему было знать – может, это звонили мои родители, чтобы сказать ему, что все знают и собираются с ним расквитаться, посадить его в тюрьму. Я надеялась, что он испугается хотя бы на секунду. Я любила его, но, когда вспоминала фото, на котором он принимал награду в Нью-Йорке, и Ассоциация школ-пансионов Новой Англии признавала Джейкоба Стрейна учителем года, мне хотелось причинить ему боль.
Его записанный голос сказал: «Вы связались с Джейкобом Стрейном…» – и я увидела, как он стоит в своей гостиной, прожигая взглядом телефон: босые ноги, футболка, живот нависает над трусами. Гудок резал мне ухо, а я смотрела за озеро, на длинную лиловую гору на фоне сине-черного неба.
– Это я, – сказала я. – Знаю, тебе нельзя со мной общаться, но я хотела сказать тебе, что поступила в колледж Атлантика. Начиная с двадцать первого августа я буду там. Мне уже исполнится восемнадцать, так что…
Я замолчала и услышала, как вертится кассета автоответчика. Я представила, как ее проигрывают в качестве доказательства в зале суда, и Стрейн сидит рядом со своим адвокатом, повесив голову от стыда.
– Надеюсь, ты меня ждешь, – сказала я. – Потому что я тебя жду.
На улице потеплело, и от сознания, что меня взяли в Атлантику, жить стало легче. Это был подсластитель горечи изгнания, свет в конце этого дерьмового туннеля. Хотя учителя предупреждали, что гипотетически колледжи могут отменять приказы о зачислении, мои оценки упали до ленивых четверок и троек. Раз или два в неделю я пропускала послеобеденные уроки и гуляла по лесу между старшей школой и междуштатным шоссе. Грязь просачивалась мне в кеды, пока я смотрела на машины за голыми деревьями и курила сигареты, купленные мне мальчиком из моего класса по математике, которому я за это платила. Однажды я увидела, как на дорогу выскакивает олень и друг с другом сталкиваются сразу пять машин. Все заняло считаные секунды.
В апреле, за два дня до моего дня рождения, когда я проверяла свою электронную почту, выскочило уведомление:
jenny9876: Ванесса, привет. Это Дженни.
jenny9876: Ау?
jenny9876: Если ты тут, пожалуйста, ответь.
Я смотрела, как появляются новые и новые сообщения. Строка текста под чатом мигала:
dark_vanessa: что
jenny9876: Привет!
jenny9876: Я так рада, что ты тут.
jenny9876: Как ты?
dark_vanessa: зачем ты мне пишешь?
Она сказала, что знает, что я наверняка ее ненавижу из-за того, что случилось в Броувике. Что прошло много времени, и, может быть, мне уже все равно, но она еще чувствует себя виноватой. Что с приближением выпускного она много обо мне думала. Что меня нет, а он до сих пор там – это ужасно несправедливо.
jenny9876: Я хочу, чтобы ты знала: когда я пошла к миссис Джайлз, я не знала, чем все закончится.
jenny9876: Может, это звучит наивно, но я правда думала, что его уволят.
jenny9876: Я так поступила только потому, что волновалась за тебя.