Моя тюрчанка

Слабо утешало одно: моя милая будет секретаршей в офисе. То есть, по роду деятельности, Ширин не придется бывать в студии, смотреть, как сверкают своими прелестями актрисы и выпячивают «хозяйство» актеры. Ни в магазинчиках, куда извращенцы и эротоманы приходят за мастурбаторами и за дисками со свежим порно. Дело моей любимой: принимать конверты и пакеты у курьеров, переключать звонки на менеджеров, заносить бумаги директору в кабинет на подпись.

Ко многому можно притерпеться. Только бы моей девочке продлили визу. Нам больше не страшна будет миграционная полиция. Ширин сможет находиться в стране на законных основаниях месяцы и годы. А когда подойдет срок, отдел персонала «Сочной клубнички» направит в департамент новое заявление на продление визы моей милой.

А к постерам с голыми раскованными красотками придется привыкнуть. В конце концов, на любой работе были бы свои недостатки. Моя девочка скоро научится просто не обращать внимание ни на кричащие плакаты, ни на резиновые куклы. И когда будет заходить с бумагами в кабинет Савелия Саныча – не наткнется глазом на непропорционально огромный «прибор» мраморного Аполлона.

Я должен порадоваться, что моя девочка станет секретаршей. Лучше работа в офисе, чем какой-нибудь грязный и неблагодарный труд. Моя милая будет ходить в блузке, атласных черных брючках и в изящных туфельках на каблуках. В обеденный перерыв, никуда не торопясь, разогреет себе в микроволновке захваченную из дому еду (жареные овощи либо макароны-бантики с тушенкой) и столь же неспешно покушает. В течение рабочего дня не раз побалует себя кофе или чаем – благо, что из кулера льется не только холодная, но и горячая вода.

Насколько это приятнее, чем работать уборщицей!.. Меня аж передернуло, когда я представил любимую со шваброй в руках и в потрепанной робе. От мыльной воды и чистящего порошка тонкие и нежные пальчики моей девочки разбухли бы и огрубели. Милой пришлось бы постоянно чуть сгибаться, водя шваброй по полу. Отчего бы у моей девочки ломило в пояснице.

Или вот вообразить ситуацию: моя красавица – техничка в каком-нибудь офисном центре. Работает, как библейский Адам, в поте лица, ни разу не присев за день. Допустим, моя любимая протерла пол перед лифтами, к которым все время, как рыба на нерест, течет народ. И только моя Ширин облегченно вздохнет, как с улицы ввалятся выходившие покурить клерки. Они принесут на ботинках и сапогах снег и слякоть. И вот уже по площадке у лифтов снова растекаются коричневые лужи. И ведь как нарочно, когда офисный планктон натаскал новую грязь, за спиной моей девочки вырастет клининг-менеджер, поглядит бусинками крысиных глаз туда-сюда и начнет вонять: «Ширин!.. Почему тут не вытерто?.. Ты устроилась на работу, чтобы мух считать?.. Тебе не за это деньги платят!.. Держи швабру крепче – и живо, живо, живо!.. Чтобы, когда я приду, пол блестел, как от солнечных зайчиков!..».

Нет!.. Нет!.. Нет!.. Хорошо, что моя милая не уборщица. Не гардеробщица, не официантка, не мойщица посуды и не нянька у капризного ребенка богатых родителей. Мне хотелось бы, в идеале, чтобы моя девочка вообще не работала. Она такой хрупкий цветок, который хотелось заслонить от всех ветров; пусть ей будет уютно, как в оранжерее. Моей незамысловатой мечтой было приносить достаточную зарплату, чтобы Ширин могла спокойно сидеть дома. Я отлучался бы во внешний мир на заработки, а любимая ждала бы меня, почитывая книжку, или просто глядя в окно. К моему возвращению милая успевала бы состряпать вкусный, ужин. За едой мы вели бы бесконечные разговоры о том, как провели день. Клялись бы друг другу в вечной любви. Моя девочка рассказывала бы мне занимательные истории, почерпнутые из книг. Разве это не прекрасно?..

Но пока что надо отодвинуть светлые грезы в сторонку, как прячешь золотое кольцо в глубине ящика письменного стола. Сейчас Ширин нужна работа – причем работа официальная – чтобы продлить почти истекшую визу. Для нас это, кроме шуток, вопрос жизни и смерти.

Пока я нырял в волнующийся океан своих мыслей и чувств, страхов и надежд, господин гендиректор снова уставил взгляд на мою красавицу. У «медведя» были крохотные, влажно поблескивающие, свиные глазки. Эти глазки как бы ползали по моей милой парой муравьев с антеннами на головах. Мне казалось: эти два «муравья» с особой внимательностью обследуют грудь и бедра моей девочки. Разумеется, мне такое дико не понравилось. Я почувствовал, как в жилах у меня закипает кровь. Но что я мог сделать?.. Сжать кулаки – и бросить Савелию Санычу в лицо: «Эй, ты!.. Старый похотливый нечесаный козел с тупыми рогами!.. Хватит таращиться своими глазами-бисеринками на мою жену, пока я не расквасил тебе нос!..»? Но тогда бы я выставил себя конченым психом и неадекватом, полностью оправдывающим свой диагноз, и обеспечил бы Ширин провал на толком не начавшемся интервью.