Моя тюрчанка

Мы свернули с аллеи на извилистую тропинку, уводящую в глубину лесопарка. Ширин снова побежала. Она ловко уклонялась от ветвей, которые могли хлестнуть ее по лицу, и перепрыгивала через выпирающие из земли корни. Милая резвилась, как козочка. Оставив меня шагах в ста позади, останавливалась под деревом и призывно махала рукой. А когда я приближался, мелодично смеялась и вновь ударялась в бег, так что я чувствовал себя фавном, преследующим нимфу.

Мы добрались, наконец, до пруда. Утиная гурьба встретила нас шумным «кр-р-ря» и хлопаньем крыльев. Те утки, которые были на берегу – перепуганные, бросились в воду, подняв мириады брызг.

– Глупышки мои, глупышки, – сладко проворковала моя девочка. – Мы же вам поесть принесли.

Взяв у меня хлеб, Ширин принялась крошить уткам мякиш. Она сыпала хлеб, в основном, по берегу, но некоторые кусочки бросала в пруд. Я восхитился, когда здоровенный селезень, взорвав мутную гладь пруда, на лету схватил хлебный комочек. Скоро утки поняли, что добычи больше на суше, чем в воде – и повалили на берег. Птицы ловко подбирали клювами уже рассыпанный хлеб, а моя милая отщипывала еще и еще немного мякиша и бросала на землю.

Утки уже совсем перестали бояться. В ожидании продолжения кормежки, они сгрудились у ног моей девочки. А любимая ласково разговаривала со своими «подопечными», убеждала не жадничать: мол, хлебушка на всех хватит. Давала уткам имена. Крупный селезень, который отгонял сородичей от еды, быстро проглатывал самые большие порции мякиша и с поразительной наглостью устремлялся на новой долей – поучил прозвание Жалмауз, что по-тюркски значит «Обжора». Другого селезня Ширин нарекла, почему-то, Борисом Ивановичем. А тихая, робкая уточка, которой почти не удавалось протиснуться к хлебным крошкам, удостоилась имени Царевна.

Стоя чуть поодаль, я с улыбкой смотрел, как моя милая возится с утками. Ближе я не подходил, так как птицы от меня шарахались и норовили укрыться на пруду. Ну конечно: у меня же не было хлеба!.. Но я не обижался на пернатую братию. Она ведь столько радости доставляет Ширин.

Любуясь на свою девочку, я думал о том, как мало, на самом деле, нужно человеку для счастья. Не требуется ни яхта, рассекающая просторы Средиземного моря. Ни черная и красная икра в качестве перекуса между сытным обедом и легким ужином. Ни вилла, ни авто, ни обтянутое крокодиловой кожей кресло. Ни, упаси господь, личный самолет. Достаточно, чтобы рядом был любимый человек, чтобы у вас была крыша над головой и хватало денег на хлеб, тушенку и молоко, а иногда на попкорн и чипсы. Тогда вы будете беззаботнее этих уток, которых моя девочка, как добрая богиня, угощает белым мякишем.

Но вот что странно. Владельцы яхт и особняков, автомобилей с открытым верхом и раритетных часов на золотой цепочке обретают все свое богатство задаром, просто по праву рождения в семье олигарха. Полиция, чиновники и юристы стоят на страже благополучия этих баловней судьбы. «Священная корова частной собственности – неприкосновенна» – написано на гербах и флагах всех государств. А если ты хочешь простого, не нуждающегося в подпорках в виде таунхаусов, человеческого счастья, счастья засыпать и просыпаться в одной постели с возлюбленной, счастья кормить хлебным мякишем уток в не очень-то погожий денек – на пути у тебя встанут почти неодолимые трудности.

Честное слово: чем больше я думал о нашей ситуации – тем меньше понимал. Я свято верил: как и всякие другие люди, мы имеем право быть счастливыми. Но отчего-то Вселенная с нами так жестока и несправедлива, что свою долю счастья мы должны ухватывать тайно, как воры. Миграционная полиция караулит, как Аргус, когда истечет срок действия визы моей милой, чтобы тотчас же выпустить когти, поймать Ширин за шиворот и посадить на поезд, отбывающий в Западный Туркестан. Работодатели, вместо того, чтобы нанять мою расторопную девочку, пишут в своих объявлениях: «Работа только для славян» – «Работа для всех, кроме лиц из Центральной Азии, Сибири и с Кавказа». Либо, фыркая, как будто делая одолжение, говорят: «Так и быть, гните на нас спину. Мы даже будем вам за это чуть-чуть платить. Но о трудовом договоре – не мечтайте. А в то, что мы не выставим вас за ворота раньше, чем выплатим первую зарплату – вам придется поверить нам на слово. Проблемы же с миграционной полицией, с продлением визы – решайте сами».

Воистину: вся наша жизнь – это сплошной театр абсурда. Нахрапистый, заросший жирком богач – запросто получает все, что захочет. В то время, как скромному бедняку не достается вообще ничего. Бесполезно пытаться осмыслить это с помощью разума. Разуму здесь делать абсолютно нечего. Остается принять, что человеческое общество построено на безумии.

Мы задержались у пруда до тех пор, пока Ширин не высыпала из ладошки на землю последние хлебные крошки.

– До свидания!.. – моя милая сделала уткам ручкой. – Борис Иванович, Царевна. А ты, Жалмауз, не обижай слабых. Мы еще придем и принесем вам хлебца – вкусного, мягкого…