Моя тюрчанка

У почтенных светил психиатрии не будет сложившегося мнения обо мне, как о безвольном плаксе, рохле и слабаке – как и установки оставлять меня в инвалидах. Гораздо вероятнее, что господа ученые предпочтут сэкономить бюджетные деньги – урезав мне пенсию или вовсе, как выздоровевшего, лишив меня подачек из казны.

А мне и не нужны выплаты от государства, раз мы с Ширин оба работаем и складываем пропитанные нашим трудовым потом денежки в общую корзинку. Для нас откроется новая страничка в книге жизни. Едва я восстановлю свою дееспособность, как пропишу мою девочку в унаследованной от родителей квартире. Следующим шагом – я и моя милая поженимся. Мы отметим это счастливое событие бутылкой безалкогольного шампанского, салатом «мимоза» и зажаренной до румяной корочки курочкой-гриль. Прописка на столичной жилплощади и брак с коренным расеянином позволят Ширин относительно без напряга получить расейское гражданство. Так – незаметно, без надрывных усилий – мы распутаем клубок проблем, казавшихся неразрешимыми. Мы больше не будем странной парочкой, как из триллера с лихо закрученным сюжетом – психом и «без пяти минут нелегалкой».

Дни потекут спокойно, как медленная река по широкому руслу. А мы будем резвиться в синей воде, по которой пробегает легкая рябь от нежного ветерка, как две золотые рыбки, избавленные от необходимости бороться с течением. Мы без калькулятора убедимся: две, пусть и маленькие, зарплаты – это гораздо больше, чем одна пенсия. У нас появятся деньги, чтобы, по крайней мере через выходные, ходить в музеи, в зоопарк, картинную галерею, да закусывать в дешевом кафе круассанами или острой пиццей. Любовь наша будет расти день ото дня. Так что ее, в конце концов, станет слишком много для нас двоих. И тогда на свет родится наш ребенок. Дрыгающее ручками и ножками, мило балакающее дите вдохнет в нашу жизнь новый смысл и еще крепче свяжет нас друг с другом…

Ну а если нет?..

Что если я выронил поводья коня воображения, а он занес меня в лес красивых замысловатых фантазий, которые никогда не осуществятся?.. И не будет ни работы для Ширин, ни восстановления моей дееспособности, ни рождения ребенка?..

Все равно, все равно – я должен благодарить небеса. За то, что они дали мне изведать любовь – прозрачную и легкую, как кисея – и бурную, клокочущую, как лава в жерле вулкана, страсть. За то, что я обнимал и целовал свою милую. Месяцы, которые я провел с любимой, были – по количеству обрушившихся на нас ударов и бед – самыми тяжелыми в нашей жизни. Но эти же пять месяцев были и самыми счастливыми. Мы ведь не только бодались с мошенниками типа Бахрома и бессовестными чинушами – такими, как Арсений Петрович. Мы еще и читали вслух «Шахнаме» и кормили на пруду уток. С блаженством пили плохонький кофе в непрезентабельном бистро, закусывая капустными пирожками. Наконец, занимались любовью: горячо, страстно, до умопомрачения. Не было дней и ночей лучше в моей жизни!..

И если четырнадцатого февраля моя любимая, так и не нашедшая работу, решит умереть – сбежать от всех земных горестей и проблем – я без колебаний последую за любимой. Чего мне бояться смерти, если я успел насладиться величайшим даром, какой только можно вообразить – любовью самой прекрасной девушки на свете?.. После такого не побоишься шагнуть в ад, головой вниз броситься со скалы …

Мы достигли лесопарка. Рыхлый темноватый снег лежал под голыми кривыми деревьями, тянувшими узловатые ветви в серое небо. А на аллее снега не было – только потоки грязной воды и жидкая слякоть. Лавочки, в двадцати метрах друг от друга, были мокрые – не присядешь. Откровенно говоря: мало располагающего к прогулке.

Но моя девочка так не считала. Едва мы вошли в железную калитку, за которой начинался лесопарк, милая, звонко рассмеявшись каким-то своим мыслям, пустилась бежать по аллее.

– Ширин, Ширин!.. – окликнул я любимую.

– Догоняй!.. – на секунду обернулась моя звездочка. Она мчалась, раскинув руки, как крылья. А ее длинные темные волосы вились по ветру.

Пока я сопел и кряхтел, изображая бег, моя девочка поджидала меня под высоким ветвистым деревом у дальнего конца аллеи. Запыхавшийся, я остановился перед Ширин, которая так и сияла улыбкой. Поправляя непослушный локон, моя милая спросила:

– На что похоже это дерево?..

Я был поражен столь неожиданным вопросом – но, пошевелив мозгами – выдал:

– На великана с дубинкой.

– Нет!.. – запрокинув голову, моя девочка залилась смехом. – Приглядись внимательнее: это дерево похоже на тарбозавра. Был такой хищный доисторический ящер, ходивший на двух ногах. На тарбозавра, на тарбозавра!..

– Да. Это дерево – ну точь-в-точь тарбозавр, – охотно подтвердил я. Хотя, как по мне, дерево одинаково напоминало ногу исполинского слона, утыканную копьями и дротиками, и бабушку с клюкой, несущую внучке кулек пирожков.