Моя тюрчанка

– Так-с. Иди теперь в спальню, включи ноутбук и найди нам какой-нибудь фильм, – распорядилась моя девочка. – А я займусь приготовлением ужина.

Я с радостью повиновался. Пока я копался в интернете в поисках подходящей киноленты, моя милая гремела посудой на кухне. Наконец, я остановился на чем-то фэнтезийном, про ловких богатырей, чудовищных великанов и драконов. Тут как раз подошла моя девочка с двумя тарелками аппетитного салата «мимоза». Хотя я не слабо подкрепился пирожками в бистро, у меня заурчал желудок и потекли слюнки от предвкушения наслаждения изысканным яством. Мы с Ширин накинули себе на плечи мягкий плед, взяли по тарелке «мимозы» и начали смотреть фильм.

С первых же кадров, на которых актеры силились изобразить благородных героев, моя милая принялась звонко смеяться. Я тоже улыбнулся: исполнители главных ролей явно переигрывали – рыцари «без страха и упрека» получились неестественными, как картонные куклы.

Пафосный, претендующий на лиричность и эпичность, приключенческий фильм мы с Ширин по собственному произволу «превратили» в комедию абсурда. Вернее – это была заслуга моей девочки, так и заливавшейся смехом, отпускавшей шутки по поводу происходящего на экране. Я только улыбался, то и дело переводя взгляд с монитора на во всю веселящуюся Ширин.

Про пересекших безводную пустыню богатырей моя милая заметила: те должны быть покрытыми песком и пылью, помятыми, с потрескавшимися губами. А вместо этого нам подсовывают каких-то метросексуалов, только что вышедших из салона красоты.

– Ты гляди, гляди, – смеялась Ширин, – у них такие аккуратные прически – ни один волосок не топорщится. А руки, а ручки-то!.. Холеные, как у викторианской барышни. И режиссер хочет нас уверить, что эти ручки поднимали тяжелые длинные мечи?.. Ох, я не могу!..

Нежный смех моей девочки был точно спасительный прохладный бальзам. Я думал: раз мы не разучились шутить и смеяться – значит, все у нас не так уж плохо. Пусть завтра нам снова бороться за жизнь – как бы процарапывать ногтями гранит или выхватывать голыми руками горящие угли из костра. Но хотя бы на денек мы имеем право расслабиться. Покормить на пруду в лесопарке гогочущую гурьбу уток, самим от души поесть в бистро; а вечером, укутанными в плед, посмотреть легкий фильм под салат «мимоза». Раз в году и у свиньи бывает праздник.

Я верил сейчас: не завтра – так послезавтра, не послезавтра – так через неделю все у нас получится. Мы как тот лягушонок, который упал в крынку с молоком, но не согласен тонуть и изо всех сил барахтается, работает маленькими перепончатыми лапками. Он сам не заметит, как взбитое им молоко превратится в относительно твердое масло, от которого он сможет оттолкнуться и выпрыгнуть из крынки, чуть не ставшей лягушонку могилой.

Вот и мы не опустим рук. Сегодняшний день отдыха даст нам нехилую подзарядку. А завтра мы снова опустим забрала и тараном попрем в бой за наши жизнь и счастье. И победим, победим.

А Ширин, заражая меня флюидами веселья, продолжала высмеивать фильм. Экранные, выдыхающие огонь и дым, драконы казались ей похожими на ящериц-переростков и совсем не напоминали «несущих на кожаных крыльях ужас» монстров.

– Ты посмотри, – восклицала моя девочка. – Эти драконы – не драконы, а грубо сработанные чучела. Нет – ну видно же, что чучела!.. На кукурузное поле – ворон пугать – еще сгодились бы. Но в кино эти мнимые дракошки нелепы. Нелепы, как… как танцующий носорог!..

Фильм, в конце концов, надоел нам. Так что мы не стали досматривать. Финал был ясен, к гадалке не ходи: все матерые великаны, чешуйчатые многоглавые драконы, ведьмаки и коварные похотливые жрецы будут порублены в капусту – а самый крутой и нахрапистый богатырь торжественно совокупится с прекрасной принцессой, которую вырвал из лап злого колдуна. То ли за время прогулки я утомился, то ли кино меня убаюкало, но меня потянуло в блаженный сон. Я распластался на кровати поверх покрывала.

– Нет. Нетушки, дорогой!.. – с милым лукавством сказала Ширин, грозя мне маленьким пальчиком. – Не спи!..

Она взяла книжку с полки и положила передо мной со словами:

– Вот. Шейх Саади, – напомнив мне тем самым, что я обещал любимой вслух почитать великого персидско-таджикского поэта.

Я сел на кровати «по-восточному», скрестив ноги. Моя девочка удобно устроилась рядышком. Я читал громко, нараспев, все больше увлекаясь. Слова мастера Саади разом обжигали огнем и холодили льдом. Строки то дышали бурной страстью, то звучали пронзительно, стеклянными тонкими иглами вонзаясь в твое сердце и вызывая в тебе такие чувства, о существовании которых внутри тебя ты даже не подозревал. Бесподобный соловей Саади пел о любви и о муках, какие терпит во имя любви. И пусть бы набитый страданиями вьюк был бы в тысячу раз тяжелее – все равно поэт не откажется от своей сердечной привязанности.