Моя тюрчанка

С того утра начался наш длительный марафон. А вернее – бег с препятствиями, с перепрыгиванием через канавы, гонками вслепую по темным тоннелям, преодолением заборов и каменных стен. Мы были точно закусившие удила взмыленные лошади, запряженные в одну колесницу. Нам казалось: до сих пор мы искали работу для Ширин чересчур вяло. Возможно, это было и не так. Но теперь мы достигли скорости вихря, а напряжение в нервах было как в протянутых от столба к столбу проводах.

Я открывал глаза в восемь – и с минуту, прежде чем шевельнуться, сверлил глазами белизну потолка. Моя милая уже сидела за компьютером. Долбила по клавиатуре и водила мышкой. Звонить потенциальным работодателям и кадровым агентствам было еще рано – офисы открываются в девять, а то и в десять. Пока что моя девочка отыскивала в море интернет-вакансий подходящие (без расистских пометок «только славянам») и с усердием первоклассницы переписывала в блокнот названия, адреса и телефоны фирм.

Оторвавшись – наконец – от постели, я целовал свою девочку, шел в ванную, а из ванной на кухню, где стряпал нам завтрак. Мои навыки и фантазия как кулинара были ограниченные: в трех случаях из пяти я подавал на стол яичницу с колбасой (да иногда еще добавлял помидоры), а на оставшиеся два случая приходились банальные бутерброды.

После завтрака Ширин немножко отдыхала. Она просила почитать ей что-нибудь коротенькое из восточных сказок. Обычно мы останавливали свой выбор на книжке о похождениях удалого Алдара Косе или на турецких анекдотах о Бу Адаме. Я читал вслух, увлекаясь повествованием и придавая своему голосу почти артистическую выразительность. Но моя девочка слушала рассеянно, шарила глазами по сторонам. То и дело какая-нибудь фраза проплывала мимо сознания милой – и тогда Ширин просила перечитать последний абзац. Я понимал: мысли моей девочки бродят не по следам Алдара и Бу Адама, а совсем по другим местам. И за завтраком, и во время получасового отдыха – милая думала о поисках работы.

В полдесятого – когда, по нашим расчетам, клерки должны были рассесться по своим креслам в офисах, влить себе в глотки отвратительный черный кофе и поделиться с коллегами свежими сплетнями – моя любимая начинала звонить по выписанным в блокнот телефонным номерам.

Чтобы не мешать моей девочке, я – с книжкой персидских сказок под мышкой – отчаливал на кухню. Но насладиться чудесными, красочными историями про могучих шахов, многострадальных дервишей и соблазнительных красавиц-пери у меня не получалось. Глаза прыгали по тексту, как йо-йо. А ухом я ловил долетавший из спальни приглушенный голос разговаривающей по телефону Ширин. Как ни занятен был пестрый – будто ковер – фольклор персидского народа, меня куда сильнее интересовало, хороши ли дела у моей милой. Я засекал обрывки фраз моей милой, как локатором.

– Алло. Здравствуйте. Я звоню по поводу работы… Да, опыт есть: я была посудомойщицей и официанткой… Вы подаете заявление на продление визы сотрудника?.. Нет, я не славянка…

Казалось: я весь обращался в слух. Держа за свою девочку – что называется – пальцы скрещенными, я надеялся уловить какие-нибудь вселяющие надежду слова. Вроде: «Договорились. Я подъеду завтра в одиннадцать» – «Да, конечно: я захвачу с собой визу» – «Я тоже уверена, что мы прекрасно сработаемся». Но в девяносто шести процентах случаев я слышал совсем другое: уставшим голосом, уже даже без раздражения, Ширин, как по методичке, повторяла: «Я не славянка» – «Нет, у меня нет расейского гражданства» – «Я полагала, что, приняв меня на работу, вы подадите в миграционную полицию заявление на продление мне визы…».

Все это печальным образом напоминало сказку про белого бычка.

Я не знал, звонила ли Ширин только частным работодателям или, так же, и кадровым агентствам. А если звонила и в агентства – то сбылись ли угрозы ведьмы Юлии Владимировны, которая чуть ли не на бычьей крови и человеческих костях поклялась, что имя моей девочки будет внесено в «черный список соискателей»?.. Если тебе, мол, не повезло угодить в этот список «унтерменшей из унтерменшей», «змей подколодных», «отбросов общества» – ни одно уважающее себя агентство не захочет иметь с тобой дело. Но я не лез к милой с расспросами. Я отдавал себе отчет: нервы Ширин на пределе, как готовые лопнуть гитарные струны. Моя любимая сама мне все расскажет, когда посчитает нужным.

Ближе к полудню голос милой за дверью спальни стихал. Это значило: Ширин прозвонила все номера, которые утром выписала в блокнот. Тогда я заглядывал в спальню и тихо спрашивал свою девочку:

– Не хочешь кофе?..

– Хочу. Спасибо, – так же тихо отзывалась любимая.

Я успевал заметить: веки у Ширин подрагивают, пальцы трясутся.