Моя трудовая книжка. Сборник рассказов

Витька Петелев, старательно вытягивая длинные шарнирные ноги, отчеканил два положенных для данной церемонии шага и повернулся лицом к строю.

– Матрос Петелев, – бодро пропел он, испуганно вытаращив свои и без того большие глаза.

– Где служишь?

– Во взводе охраны, товарищ капитан второго ранга!

– Так, сынок, иди принимай камбуз. С завтрашнего дня, сынок, ты кок. И чтобы завтрак был вовремя!

– Командир круто развернулся, еле устояв на ногах, и исчез за своей дверью.

А у нас с этого момента началась новая жизнь.

С Витькой, нашим новым коком, мы познакомились еще на пересыльном пункте во Владивостоке, потом вместе проходили курс молодого бойца в одной из частей Приморского края. Высокий, худой, нескладный, но, по-крестьянски жилистый, белобрысый парень из какой-то маленькой Мордовской деревни. Младший, восьмой ребенок в своей большой крестьянской семье. И очень долгожданный, потому что – мальчик. Старшие семь – девочки. Абсолютно беззлобный, очень обстоятельный и невероятно работоспособный. Отец с детства приучал его к труду. К крестьянскому труду. Витька мог профессионально косить, пахать, ловить рыбу. Мог выкопать колодец, поставить сруб, починить трактор. Он мог делать все, что угодно, но не готовить. Зачем уметь готовить, если у тебя семь старших сестер?..

Меню наших обедов преобразилось. Выглядело оно теперь приблизительно так.

Понедельник. Суп перловый, плов пшенный с тушенкой, компот.

Вторник. Суп рисовый, плов перловый с тушенкой, компот.

Среда. Суп вермишелевый, плов рисовый с тушенкой, компот.

И так далее в различных крупяных вариациях. Разнообразие Виктор допускал только в воскресенье, балуя нас макаронами по-флотски все с той же, всем быстро надоевшей тушенкой, да по четвергам, когда подавалась рыба треска с перловкой. Причем, ударение в слове треска в Витином произношении делалось на первом слоге.

Витю несколько раз били дембеля. За то, что он даже картошки после отбоя им пожарить не мог. Вернее, жарил конечно, но так, что есть ее старослужащие не могли. А потом смирились, стали жарить сами.

Да и у остального личного состава, во всяких каптерках, кочегарках и баталерках завелись кастрюли и сковороды. Благо, Витька никогда не жадничал, и у него всегда можно было взять картошки, лука, и всем давно надоевшей тушенки.

Зато свиньи на нашем небольшом подсобном хозяйстве стали себя чувствовать гораздо лучше, чем при Сереге. Им теперь доставалось почти все, что готовил для нас Виктор.

Долгопрудный. Январь 2017.

Новосибирский завод металлических конструкций. Или, вот оно, счастье!

Мне очень не нравилось работать сварщиком. И еще больше не нравилось работать на заводе. Настолько сильно, что я почти начал считать себя самым настоящим бездельником. Кстати, в те далекие годы, несмотря на начало перестройки и зарождающееся предпринимательство, еще можно было схлопотать статью за тунеядство. Но пугало меня не это. Я осознавал, что мне всего двадцать лет, и самостоятельная «трудовая жизнь» только – только началась. И если вдруг я не способен работать в принципе, как тогда жить?

Рабочий день официально начинался в семь тридцать и заканчивался в шестнадцать ноль-ноль. Полчаса давалось на обед. Те, кто входил позже половины восьмого, либо выходил до четырех хотя бы раз в месяц, автоматически попадали в список сотрудников, лишенных месячной премии. Кроме того, после такого «залета» ты становился объектом всяческих моральных «пропесочиваний». Не буду углубляться в эту тему, гениальный Георгий Данелия отлично иллюстрировал всю эту профанацию в фильме «Афоня».

В общем, опаздывать или уходить раньше без специальной бумаги, завизированной начальником цеха, не рекомендовалось.

Но, боже мой, какая же это была мука. Целыми днями, неделями, месяцами, я был вынужден делать абсолютно одни и те же механические действия. Утром я загружал на здоровенный сварочный верстак штук десять уродливых заготовок, состоящих из маленьких и больших железячек, точечно схваченных между собой сборщиками. Брал одну, проваривал все швы на одной стороне, кантовал, проваривал вторую сторону… третью, … еще одну… Ставил «крестик» в блокнотик, чтобы не обманули расчетчики… Брал следующую… Тошнотворная скука! Причем, еще и крайне вредная для здоровья.

Отвратительный был период. День за днем я проваривал скучные стыки на скучных конструкциях, с не менее скучным названием «ростверки». Мне казалось, что окружающая жизнь остановилась, или как минимум, замерла. Никакой динамики, никакой смены декораций. Каждый день одно и то же. При этом, естественно, все процессы внутри меня шли своим чередом. Я просто физически ощущал, как на фоне этой неменяющейся декорации у меня отрастают волосы и ногти, портится эмаль на зубах, и дым, которым я постоянно дышу, разъедает слизистую оболочку глаз и мои легкие. И самое страшное, я отчетливо осознавал, что у меня, видимо, за абсолютной ненадобностью начинает атрофироваться мозг.