Однажды, его команда разжилась дрожжами и сахаром, позаимствовала на полевой летней дойке близлежащего колхоза молочную флягу, да и поставила в ней брагу. Фляга стояла в самом дальнем углу котельной, погребенная под огромной кучей угля. Никогда раньше Енкин не копался в угле. Но в один из дней, когда брага уже практически настоялась, он ее нашел. Он не ругался, не объявлял взысканий и не наказывал подчиненных ни морально, ни физически. Даже зачинщика искать не стал. Он просто унес флягу к себе домой.
ЭМО-шники снова сделали вылазку на летнюю колхозную дойку. Дрожжи купили в ближайшем поселке. Благо, сахар на камбузе был всегда и в достатке. На этот раз фляга была спрятана под землей, в узком тоннеле между двумя теплотрассными колодцами, в месте, где кроме самих брагоделов, в период их службы, никто из срочников точно не бывал, не говоря уже об офицерско-мичманском составе. В общем, место для браги было выбрано сверх надежное. Но Енкина и это не остановило. Сами понимаете, что у него дома появилась еще одна, очень быстро опустощающаяся фляга.
Итак, суббота, ПХД, восемь тридцать утра. В просторном холле части, одновременно являющемся внутренним плацем, построена команда электромеханического отделения. Перед ними старший мичман Енкин.
Даже на расстоянии чувствуется, насколько ему тяжело сегодня утром. Он, как всегда, небрит и хмур. Ему очень мешает яркое освещение ламп дневного света. Он щурится и недовольно морщится. Ведь, как назло, именно та часть мира, которою он видит с высоты своего, почти двухметрового роста, в это утро наиболее недружелюбна и невыносимо раздражающа. Да еще эта мичманская пилотка! Будто железными клещами сдавила его череп, вызывая нестерпимую боль где-то глубоко, между полушариями. Впрочем, сегодня утром боль была бы и без пилотки, но с пилоткой, особенно…
Но мичман советского флота умеет стойко переносить все тяготы и лишения. К тому же многолетняя закалка. Ведь утро – оно же каждый день утро. Енкин собирает волю в кулак и минуты две генерирует какой-то, только одному ему известный план работы на день. Затем произносит: «Короче, сейчас это», – повисает короткая пауза, после которой: «А потом… Все вместе, сразу», – следующая пауза повисает почти на целую минуту. После чего, видимо что-то серьезно переосмыслив, Енкин выдавливает из себя заключительное: «Но это потом. А сейчас это!», – еще короткая пауза, и долгожданное: «Разойдись!»
И все! Задача поставлена! И весь личный состав отделения быстро расходится выполнять каждый свою часть работы, причем, не задавая абсолютно никаких вопросов. Какие могут быть вопросы, и так все понятно!
А вы говорите SMART…
Долгопрудный. Ноябрь 2011.
Кок, плов, и камбуз или Мудрое командирское решение
Сегодня в каждом крупном городе вы без труда найдете несколько доступных мест, где можно отведать настоящего узбекского плова. В советские годы, такая возможность была только у жителей Средней Азии. Остальные же граждане нашей необъятной и многонациональной, представляли плов именно таким, каким его готовили в их семьях. Если готовили, конечно.
В моей семье плов иногда случался. У мамы получалось очень вкусно.
К сожалению, мама почти не путешествовала. Даже внутри Союза. Не имела такой возможности. Она никогда не была ни в Средней Азии, ни на Кавказе. Тем не менее, во времена моего детства, она очень любила порадовать своих домашних каким-нибудь этническим деликатесом. Поэтому, время от времени, особенно по праздникам, на нашем столе появлялись замечательные флагманы различных национальных кухонь, приготовленные по рецептам, добытым самыми разными путями: из поваренных книг, по совету подруг, с обратной стороны листочка календаря – численника… Суп харчо, бигос, цыпленок табака, зразы, манты, форшмак и, конечно, плов. Все это великолепие мама готовила очень вкусно, и, при этом, немножко по-своему. В общем, и не удивительно, так как и достоверность печатных материалов и наличие необходимых ингредиентов в магазинах в те годы оставляли желать лучшего.
Поэтому, наиболее близкий к правильному узбекскому плов я попробовал гораздо позже, будучи матросом одной из воинских частей Краснознаменного Тихоокеанского флота. Часть была маленькой. Человек десять офицерско-мичманского состава, три отделения моряков – связистов, отделение обеспечения, взвод береговой охраны, и, как выяснилось, самый профессиональный из всех нас в своей специальности, кок.
Кока звали Серегой. Вернее, по-настоящему, его звали Суннатилла, но, для более легкого запоминания своего непривычного для нас имени, он представлялся Сергеем. Серега был нашего призыва. Невысокий, худощавый, очень добрый и всегда улыбающийся молодой человек из Ташкента, успевший до службы закончить кулинарный техникум, первый курс какого-то пищевого ВУЗа, и, параллельно с учебой, дослужиться до повара в каком-то известном в то время Ташкентском ресторане.