Моя война

В этом первом бою был смертельно ранен наш ко­мандир дивизии. Это случилось на третий день войны - 25 июня 1941 года.

Вместе с другими солдатами выносим тело наше­го генерала и у какого-то неизвестного мне населен­ного пункта хороним его. А потом, уже в хаосе, со­всем не «повзводно» движемся на восток.

Снова ночь. Перед нами какая-то быстрая река (ка­жется, Неман). Кем-то организована переправа: попе­рек реки натянут трос. Нужно раздеться. Вещи и кара­бин держать в одной руке (а у нас - связистов - еще и телефоны, и катушки с кабелем), другой - держаться за трос и идти в воду. Выпив порцию щедро налитого в котелок спирта, вместе с другими «храбро» шагнул в холодную воду. Под ногами большие скользкие кам­ни. Быстрое течение сбивает с ног. Крепко держусь левой рукой за трос, в правой - одежда, карабин, теле­фон. Остановиться нельзя, ибо сзади торопят другие. Вдруг, уже знакомый рев немецких самолетов. Рев при­ближается, самолеты уже над нами, и слышится свист бомб. Держусь за трос и гнусь к воде.

Падаю, теряю карабин, телефон и что-то из одеж­ды. Взрывы, взрывы. Вода кипит, опять крики ране­ных солдат. Самолеты улетают, и, не помню как, ока­зываюсь на противоположном берегу. Но, увы, вода унесла мои карабин, телефон и брюки. В правой руке только одна гимнастерка. Бегаю без брюк между сол­датами и спрашиваю, нет ли у кого-нибудь лишних брюк. Только к утру кто-то поделился своими запаса­ми.

А потом началось необъяснимое...

Разрозненные, никем не руководимые части не только 23-й дивизии, но и всей 11-й Армии, сами, как могли, начали хаотическое бегство на восток. К тако­му выводу я пришел не потому, что нам кто-то об этом сказал. Увы, я был лишь солдат, которому никогда и ничего не говорили (тем более, правду...).

Но если рядом со мной по лесам и болотам бежа­ли такие же солдаты других дивизий, но той же 11-й Армии, нетрудно было догадаться, что это было на­стоящее бегство целой армии.

Что происходило в других местах, с другими час­тями Красной Армии, мы не знали. Но мы бежали. Дру­гое слово просто не подходит. Бежали, не зная, куда и зачем. Испуганные, растерянные, некормленые, уста­лые мы двигались на восток. Мы не знали, где мы, как называются эти места. Мы не знали, куда ведут эти лесные тропинки, и что нас ждет. Когда какая-то бегу­щая впереди группа солдат, устав, бросалась на зем­лю, все делали то же. Вначале нам никто не мешал «передохнуть». А в последующие дни над нами появ­лялся самолет-разведчик («рама» - с двумя фюзеля­жами). Тут же немецкая артиллерия начинала забра­сывать нас снарядами. Мы быстро поднимались, на­спех обувались, заматывая измученные ноги «непос­лушными» обмотками, и снова бегом вперед...

Иногда, на коротких привалах невольно кто-то спрашивал, где наши самолеты, танки, что происхо­дит с нами. И, если это слышали командиры, нередко спрашивающего расстреливали, обвинив в паникер­стве.

Так длилось много дней и недель. Память не со­хранила их количество, никто их не считал (да, и до этого ли было!). Нас никто не вел, никто не руководил движением этой массы. Никто ничего не объяснял, не успокаивал. Мы были брошены на произвол судьбы. И брели на восток. Вместе с нами бежало и время, и никто не знал, какое сегодня число и даже какой ме­сяц...

На нашем пути неоднократно оказывались немец­кие, по-видимому, небольшие заслоны. Пишу «неболь­шие» потому, что бегущая солдатская толпа, на минут­ку остановившись и сообразив, что мы опять окруже­ны, «легко» справлялась с заслоном. Мгновенно на­чинали стрелять все (даже те, кто не видел противни­ка). Впереди раздавались взрывы гранат. Когда путь наш был свободен, мы снова бежали вперед.

Увы, я не могу перечислить названия мест, где были организо­ваны эти заслоны. Но их было много. И каждый раз мы прорывали их ценой жизни наших солдат.

Мы еще не чувствовали, что нас стало меньше. Но все чаще я видел, что исчезали одноротники и од­нополчане. Все чаще рядом оказывались совершенно незнакомые красноармейцы.

Исчез Гриша Замуэльсон, с которым я познакомился во время призыва в армию. Все прошедшие почти два года мы были вместе. Были друзьями. Делились всеми своими радостями и бедами. Позже, при совер­шенно случайных обстоятельствах, я узнал, что он погиб...

Мимо нашего внимания не прошло и исчезнове­ние с гимнастерок наших командиров опознаватель­ных знаков. Затем мы увидели, что многие из них оде­ты в гражданскую одежду.

Нас уже давно никто не кормил. Когда на нашем пути, на опушке леса оказывалась какая-то избушка, мы буквально набрасывались на нее и забирали все, что можно было есть и пить. Часто хозяева не возра­жали и даже сами доставали еду и отдавали ее нам. Но случалось и другое... И тогда: несколько выстре­лов в потолок - и еда наша!..

А если нам «везло», и на нашем пути оказывался крохотный магазин, мы набивали карманы и ранцы всем, что попадалось. Мешок муки - и все в муке. А потом, бредя, непрерывно жевали эту муку. Слюны не хватало, чтобы ее смочить, она застревала в горле. Но какая была вкусная!