Моя возлюбленная сакура

– А вот и да! Хорошо, не спорю, я правда подумала: надо же, фотограф, классно! Да, подумала! Да, из-за профессии! Но, знаете, не потерплю, чтобы меня в этом обвиняли!

– П-простите!

– Нет уж, это вы простите! А все-таки нельзя бросать мечту, пока не испробовали все средства! Сами сказали, что верили в свой талант! Зачем бросили фотографию? Дурак, что ли?!

– Простите…

– Хватит извиняться! Лучше б взяли себя в руки! Вдруг получилось бы?!

– А?

– А вы просто бросили! Как так-то? Хватит мяться! Если бредили фотографией, то и продолжали бы! Не надо сразу отступаться!

– Т-то есть, вы считаете, у меня правда талант?

– Чего?

– И желаете, чтобы у меня все получилось?

– Я вроде ничего не желала?

– Спасибо огромное! – воскликнул Харуто, хватая ее за руки, и Мисаки по-кошачьи подпрыгнула. – Ой, п-простите!

Молодой человек, устыдившись, тут же ее отпустил.

– Честное слово, все сделаю! Я вам верю и попробую еще раз!

– Нет, стойте, я же не в этом смысле…

– Спасибо тебе, Мисаки!

Девушка застыла: она никак не ожидала, что он вдруг перейдет на «ты».

– Вот увидишь: я стану тебя достоин!

Ему захотелось измениться. Чтобы больше никогда не прятаться за трусливой ложью. Харуто решил, что научится собой гордиться. Он захотел измениться, и потому:

– Я обязательно изменюсь!

Харуто сжал кулаки так, что побелели костяшки.

– И меня будет не стыдно полюбить!

Щеки у Мисаки порозовели, как сакура. Южный ветер взметнул в воздух ворох лепестков, и они опали между ними, точно нежные снежинки. При виде кружащейся розовой пены сердце Харуто преисполнилось решимости.

Он сделает новый шаг. И время, которое для него застыло, возобновит свой ход.

Однажды он заработает право идти рядом с ней.

Мисаки этого не хотела. Но на короткий миг сердце в груди все-таки затрепетало.

Девушка громко вздохнула. Прислонившись к стеклу, она поглядела, что за пейзаж проплывает за окнами поезда. На город уже опустился закат. Дома и многоэтажки перекрасились в рыжий.

«Я стану тебя достоин!»

Никогда в жизни Мисаки не признавались в чувствах настолько прямо. Хотя, строго говоря, не прямо тоже не признавались… «Признавались»? А он точно признался? Или Мисаки выдумала себе невесть что? Но ведь Харуто так и сказал: станет таким, «чтобы его было не стыдно полюбить». Так что, наверное, признался.

Девушка в волнении крепче сжала поручень. Нечего тут фантазировать. Этот человек уже показал себя обманщиком. Он и не такое скажет, лишь бы набить себе цену!

Когда Мисаки вышла на своей станции, закат навис над самым железнодорожным полотном. Девушка накручивала прядку на палец и думала, вправду ли Харуто теперь снова возьмется за фотоаппарат.

«Хотя нет: если он принял так близко к сердцу, мне же потом будет хуже. Откуда я знаю, что у него с талантом…»

Такаси со старичками-завсегдатаями уже заждались возвращения Мисаки. В тот же миг, как девушка открыла дверь «Ариакэ-я», брат прямо из-за стойки выпалил:

– Ну как, не приставал?!

От его напора, который посетители только усиливали, Мисаки даже чуть оробела и проблеяла:

– Ничего такого! – И попыталась ретироваться на второй этаж. Оокума, один из старых клиентов, воскликнул, проглотив бокал хоппи[14]:

– Подозрительно! Что-то явно случилось!

– Честное слово! Ничего! – отрезала девушка и взлетела по лестнице.

«Чего им вообще надо? Мне все-таки уже двадцать три года, могли бы и не лезть. Тем более что ничего такого правда не было. Не было же? Ну, разве что совсем чуть-чуть…»

Оказавшись у себя, девушка повесила шапочку на голову-манекен и распахнула окно над кроватью. Она вся пылала. Прохладный вечерний ветер коснулся ее волос, и Мисаки перевела дух. Пахло весной. Ветер колыхал занавески и расписание смен, которое она повесила на пробковую доску.

Прислонившись к кремовой стене, девушка заново прокрутила в голове события дня. Тут вдруг из коридора ее окликнули:

– Мисаки?

Это Аяно. Видимо, уже пришла в идзакаю с работы.

Аяно чуть-чуть отодвинула фусуму и озорно спросила с порога, закрыв лицо, точно маской, пачкой какой-то соленой закуски:

– Как прошло?

«Ну вот, и она туда же…»

Мисаки немного надулась, но решила рассказать все как есть, чтобы немного разогнать странные чувства на душе.

Внимательно выслушав рассказ, Аяно захихикала в кулак.

– Эй! А смеяться-то зачем!

– Прости-прости. Но кто ж читает такие отповеди на первом свидании! Да еще и клиенту.

Мисаки надула щеки и отобрала еду.

– Меня просто выбесило, как он оправдывается. Увереннее надо держаться! Хотя, наверное, я в самом деле наговорила лишнего. Сама не пойму, что на меня нашло…

– Просто если тебе кровь в голову ударит – ты сразу как будто другой человек. Вся в брата.

Тут Аяно попала в яблочко. Поддавшись вспышке гнева, Мисаки говорила прежде, чем успевала как следует подумать. Про этот свой недостаток она и сама знала.

– Я думаю, ты так вспылила, потому что вы два сапога пара.

– В смысле?

– Ну, вы же похожи.

– Чего?! В каком это месте?!

– Так-так, кому-то опять кровь в голову бьет!

Мисаки тут же зажала рот ладонью.

– Помнишь, как ты извелась, пока не стала стилистом? И таланта-то у тебя типа нет, и вообще – помнишь, сколько плакалась?