Единственным человеком, которого я знал в Москве, была Никки Алексис, та самая девушка, которая перед моим отъездом из Оксфорда прошлым летом подарила мне две замечательные открытки. Никки — удивительная женщина, она родилась на Мартинике в Вест-Индии и жила в Париже, потому что ее отец был дипломатом. В то время Никки училась в Университете имени Патриса Лумумбы. Этот университет носил имя конголезского лидера, убитого в 1961 году, по всей видимости, не без участия ЦРУ. Большинство его студентов были бедными людьми из бедных стран. Советы, вероятно, рассчитывали, что, дав им образование, получат сторонников, которые будут поддерживать их, вернувшись домой.
Однажды вечером я сел в автобус и поехал в Университет Лумумбы, чтобы пообедать вместе с Никки и ее подругами. Среди них была гаитянка по имени Элен, чей муж учился в Париже. Их дочь жила вместе с отцом. У них не было денег, чтобы ездить в гости друг к другу, и они не виделись уже почти два года. Когда я через несколько дней уезжал из России, Элен подарила мне настоящую русскую меховую шапку. Она стоила недорого, но ведь у Элен совсем не было денег. Я спросил ее, действительно ли она хочет сделать мне такой подарок. Элен ответила: «Да. Ты был очень внимателен ко мне и вселил в меня надежду». В 1994 году, когда я как президент принимал решение о смещении военного диктатора Гаити генерала Рауля Седраса и возвращении на остров демократически избранного президента Жана-Бертрана Аристида, я вновь вспомнил об этой милой женщине и подумал, вернулась ли она на Гаити.
Возвращался в гостиницу я около полуночи. Кроме меня в автобусе ехал еще один человек. Его звали Олег Ракито, и по-английски он говорил лучше меня. Он засыпал меня вопросами, сказал, что работает на правительство, фактически признался, что ему поручено следить за мной, и предложил продолжить разговор за завтраком на следующее утро. Пока мы ели остывшую яичницу с ветчиной, он рассказал, что еженедельно читает
Олег был не единственным дружелюбно настроенным человеком, встреченным мною в России. Политика разрядки, проводимая президентом Никсоном, приносила ощутимые плоды. За несколько месяцев до моего приезда по российскому телевидению была показана высадка американцев на Луну. В России люди все еще продолжали обсуждать это событие; их, казалось, восхищало все американское. Они завидовали нашей свободе и считали, что все мы поголовно богачи. Думаю, что по сравнению с большинством из них так оно и было. Стоило мне спуститься в метро, как ко мне подходили незнакомые люди и с гордостью произносили: «Я говорю по-английски! Добро пожаловать в Москву!» Как-то вечером я ужинал за одним столиком с московским таксистом и его сестрой. Девушка выпила немного лишнего и решила остаться со мной. Брату пришлось силой уводить ее из гостиницы и заталкивать в машину. Я так и не понял, то ли он боялся, что из-за меня у нее могут возникнуть неприятности с КГБ, то ли просто посчитал меня недостойным своей сестры.
Мое самое интересное московское приключение началось со случайной встречи в гостиничном лифте. Когда я вошел в него, там уже находилось четыре человека. У одного из них был значок вирджинского «Лайонс клаб». Из-за длинных волос, бороды, ботинок из грубой кожи и английской морской куртки этот человек, похоже, принял меня за иностранца и спросил, растягивая слова: «Ты откуда?» Когда я, улыбнувшись, ответил: «Из Арканзаса», — он воскликнул: «Вот это да! А я решил, что ты из Дании или еще откуда-то вроде того!» Этого человека звали Чарли Дэниелс. Он приехал из Нортона, штат Вирджиния, родного города Фрэнсиса Гари Пауэрса, пилота самолета-разведчика U-2, сбитого и захваченного русскими в 1960 году. Дэниелса сопровождали Карл Макафи, адвокат из Нортона, помогавший организовать переговоры об освобождении Пауэрса, и Генри Форс, владелец птицеводческой фермы из штата Вашингтон, сын которого был сбит во Вьетнаме. Они проделали весь этот долгий путь в надежде хоть что-то узнать о судьбе сына фермера от находившихся в Москве представителей Северного Вьетнама.