Моя жизнь

Друзья Фрэнка испытали потрясение, хотя, возможно, мы предполагали, что это может случиться. За шесть недель до этого я записал в своем дневнике, что он снова хандрит, поскольку ему пока не удалось найти работу в газете во Вьетнаме или в Китае. Я отметил, что «Фрэнк в полном упадке, как эмоциональном, так и физическом, под влиянием переутомления, трудностей и огорчений нескольких последних лет, которые он пережил преимущественно в одиночку». Близкие друзья Фрэнка, рационально мыслившие люди, считали, что, если наладится внешняя сторона его жизни, это положит конец и внутреннему разладу. Однако, как я понял в тот страшный день, депрессия полностью лишает человека способности мыслить разумно. Это болезнь, из-за которой, если она зашла далеко, на человека уже не влияют разумные доводы супругов, детей, любимых и друзей. Я думаю, что не понимал этого, пока не прочел мужественный рассказ моего друга Билла Стайрона «Зримая тьма: мемуары о безумии» (Darkness Visible: A Memoir of Madness) о его собственной борьбе с депрессией и мыслями о самоубийстве. Когда Фрэнк покончил с собой, я испытал одновременно горе и гнев: на него я сердился за то, что он это сделал, а на себя — за то, что не заметил, как развивались события, и не убедил его обратиться за помощью к специалистам. К сожалению, тогда я не знал того, что знаю сейчас, хотя, возможно, это ничего бы не изменило.

После смерти Фрэнка я утратил свой обычный оптимизм и интерес к учебе, политической деятельности и людям. Не знаю, что бы со мной стало, если бы не Хиллари. Когда мы начали встречаться, у нее был недолгий период неверия в собственные возможности, но на людях она всегда выглядела такой сильной, что, мне кажется, об этом не знали даже самые близкие ее друзья. То, что Хиллари тогда открыла мне свою душу, укрепило мои чувства к ней. Теперь уже я нуждался в ее поддержке. И она пришла на помощь, напомнив мне, как важно все то, что я узнаю, делаю и думаю.

Во время весеннего семестра я скучал на всех занятиях, за исключением лекций по предмету «Доказывание», которые читал Джеффри Хазард. Правила, определявшие, что приемлемо и что неприемлемо на справедливом судебном разбирательстве, и процесс выдвижения честных и обоснованных аргументов на основе имеющихся фактов были для меня очень интересны и производили неизгладимое впечатление. Занимаясь как политической деятельностью, так и юриспруденцией, я всегда старался выдвигать аргументы, которые подтверждались реальными фактами.

Эта дисциплина имела большое значение во время важного для меня мероприятия весеннего семестра — ежегодного судебного состязания, которые проводил Союз барристеров. 28 марта мы с Хиллари участвовали в полуфинале, когда выбирают четырех студентов и двух дублеров для проведения полномасштабного судебного разбирательства, сценарий которого должен написать студент третьего курса. Мы выступили хорошо и оба одержали победу.

В следующем месяце мы готовились к другому состязанию, известному как «Прайз трайал». Дело называлось «Штат против Портера». Портер был полицейским, обвинявшимся в том, что забил до смерти длинноволосого подростка. 29 апреля мы с Хиллари с помощью нашего дублера Боба Олсдорфа выступили на суде над Портером как представители обвинения. Адвокатами защиты были Майк Конуэй и Тони Руд, их дублером — Дуг Икли. В роли судьи выступал бывший судья Верховного суда Эйб Фортас. Он серьезно относился к своей роли и играл ее до конца, вынося решение за решением по позициям и возражениям обеих сторон и при этом постоянно оценивая действия нашей четверки, чтобы определить, кто же получит приз. Если в полуфинале я произнес лучшую речь за все время своей учебы на юридическом факультете, то выступление во время проведения «Прайз трайал» оказалось самым худшим. Я был не на высоте и не заслужил победы. Хиллари, напротив, выступала очень хорошо, так же, как и Майк Конуэй, который произнес убедительную и эмоциональную заключительную речь. Фортас отдал приз Конуэю. Как я подумал тогда, Хиллари не получила награду отчасти из-за того, что Фортасу, человеку с суровой внешностью, не понравилась ее одежда, совершенно не подходившая для роли обвинителя. На ней был синий замшевый пиджак, ярко-оранжевые (я не шучу, именно ярко-оранжевые) расклешенные замшевые брюки и сине-оранжево-белая блузка. Хиллари стала прекрасным адвокатом суда первой инстанции, но, выступая на его заседаниях, она больше никогда не надевала эти оранжевые брюки.

Помимо выступления в этом состязании я удовлетворял свою страсть к соперничеству, участвуя в предвыборной кампании Макговерна. В начале года я снял со своего банковского счета все деньги, чтобы неподалеку от студенческого городка открыть предвыборный штаб. У меня было около двухсот долларов. Этого хватило, чтобы внести арендную плату за месяц и установить телефон. Через три недели у нас было восемьсот добровольцев и достаточно мелких пожертвований для компенсации моих расходов и продолжения деятельности штаба.