Моя жизнь

С 1968 года консерваторам удавалось убеждать представителей среднего класса Америки, что прогрессивные кандидаты, идеи и политика чужды их ценностям и представляют угрозу для их безопасности. Из Джо Даффи, сына шахтера, сделали слабого представителя элиты — ультралиберала. Джорджа Макговерна, настоящего героя войны, которого выбрали в Сенат консерваторы сельских районов Южной Дакоты, превратили в бесхарактерного левого экстремиста, желавшего не отстаивать интересы Америки, а брать налоги и самозабвенно расходовать эти средства. В обоих случаях кандидаты и их предвыборные штабы сделали ошибки, подтвердившие то представление о них, к созданию которого активно стремились их оппоненты. Я уже достаточно знал о том, как трудно втаскивать на политическую «гору» такие «камни», как гражданские права, мир и программы борьбы с бедностью, чтобы понимать, что мы не можем рассчитывать на постоянные победы, но был полон решимости перестать помогать нашим оппонентам одерживать над нами верх без борьбы. Впоследствии, уже будучи губернатором, а потом и президентом, я снова совершал те же самые ошибки, но не так часто, как мог бы, если бы мне не предоставилась возможность поработать на двух хороших людей — Джо Даффи и Джорджа Макговерна.

Мне доставляла удовольствие перспектива возвращения домой, где меня ожидала интересная работа, однако я не знал, как быть с Хиллари и что для нее лучше всего. Я всегда считал, что у нее есть не меньший (или даже больший), чем у меня, потенциал для достижения успеха в политике, и хотел, чтобы она использовала свой шанс. В то время я желал этого для Хиллари больше нее самой и считал, что если она поедет со мной в Арканзас, то это лишит ее перспективы политической карьеры. Я не хотел этого, но не хотел и отказываться от нее. Хиллари уже решила, что не будет работать в крупной фирме или секретарем у судьи, и выбрала работу в новом офисе Фонда защиты детей Мэриана Эделмана в Кембридже, штат Массачусетс. Поэтому мы должны были разъехаться и оказаться очень далеко друг от друга.

Вот как обстояли дела, когда мы окончили юридический факультет и я повез Хиллари в ее первую поездку за границу. Я показал ей Лондон и Оксфорд, затем мы отправились на запад, в Уэльс, а потом — снова в Англию, к озеру Дистрикт, на котором мне раньше бывать не приходилось. В конце весны там очень красиво и романтично. Однажды на закате на берегу озера Эннердейл я попросил Хиллари выйти за меня замуж. Мы оба не могли поверить, что я это сделал. Она ответила, что любит меня, но не может ответить «да». Я не мог ее за это винить, но не хотел терять, поэтому предложил поехать со мной в мой родной Арканзас и посмотреть, как ей там понравится, а также сдать вступительный экзамен в Ассоциацию адвокатов Арканзаса, просто на всякий случай.

ГЛАВА 18

В июне Хиллари прилетела повидаться со мной в Литл-Рок. Я повез ее домой самым длинным путем, чтобы показать ей хотя бы часть штата, который так любил. Мы проехали на запад, вверх по течению реки Арканзас, семьдесят миль до Расселвилла, затем на юг по шоссе 25, через горы Уошито и лесной заповедник, время от времени останавливаясь, чтобы полюбоваться красивыми пейзажами. Пару дней мы провели в Хот-Спрингс с мамой, Джеффом и Роджером, а потом, вернувшись в Литл-Рок, приступили к учебе на подготовительных курсах перед поступлением в Ассоциацию адвокатов Арканзаса, и это дало результаты, поскольку мы оба успешно сдали экзамен.

После экзамена Хиллари вернулась в Массачусетс, чтобы приступить к работе в Фонде защиты детей, а я отправился в Фейетвилл, где мне предстояло начать новую жизнь преподавателя права. Я подыскал отличное жилье — красивый маленький домик, спроектированный известным арканзасским архитектором Фэем Джонсом, который построил в соседнем Юрика-Спрингс удивительную часовню Торнкраун, принесшую ему международное признание и награды. Дом располагался на участке площадью более 80 акров, на шоссе 16 примерно в восьми милях к востоку от Фейетвилла. Его восточная граница проходила вблизи места разветвления реки Уайт. На соседнем пастбище паслось несколько десятков коров. В этом доме, построенном в середине 1950-х годов, была, по существу, одна разделенная пополам длинная и узкая комната, в центре которой находилась ванная. На фасаде и задней стене было несколько раздвижных стеклянных дверей, и благодаря им, а также застекленной крыше в спальне и ванной, в нем было много света. Гостиную по всей длине опоясывала застекленная веранда. Окружавший дом участок земли спускался к дороге, образуя выступ. Этот дом с его атмосферой мира и спокойствия оказался просто находкой для меня, особенно когда я начал свою первую предвыборную кампанию. Мне нравилось сидеть на веранде или у камина и гулять у реки, где пасся скот.