Я с огромным удовольствием вел кампанию перед предварительными выборами, попадая из одной незнакомой для меня ситуации в другую, и очень много узнавая о людях, о влиянии на их жизнь решений правительства и о том, как их интересы и ценности формируют их политические взгляды. Я также продолжал заниматься преподаванием. Это было трудно, но я работал с удовольствием, и, как мне казалось, у меня это неплохо получалось, если не считать одной непростительной ошибки. После весенней сессии я должен был выставить студентам оценки. Предвыборная кампания в это время шла полным ходом. Я брал экзаменационные работы по морскому праву с собой в дорогу и проверял их прямо в машине или по ночам, закончив дела, связанные с предвыборной кампанией. Каким-то образом пять из этих работ потерялись. Я предложил студентам либо пересдать экзамен, либо получить зачет за весь прослушанный курс, без конкретной оценки. Все они согласились на зачет, однако одна из них была особенно расстроена, потому что была хорошей студенткой и, возможно, получила бы «отлично». Кроме того, она была убежденной республиканкой, работавшей на конгрессмена Хаммершмидта. Думаю, она так и не простила мне этого, как и того, что на выборах я был соперником ее прежнего босса. Эта мысль невольно пришла мне в голову, когда через двадцать с лишним лет эта бывшая студентка, Сюзан Уэббер Райт, став к тому времени федеральным судьей, председательствовала на процессе по иску Полы Джонс. Сюзан Уэббер Райт была очень способной студенткой, и, возможно, мне тогда следовало просто поставить ей «отлично». По крайней мере, на время всеобщих выборов я взял на юридическом факультете неоплачиваемый отпуск.
Летом я продолжал работать в лихорадочном темпе, сделав лишь несколько перерывов — чтобы посетить выпускную церемонию моего брата, присутствовать на десятой встрече с одноклассниками и съездить в Вашингтон повидаться с Хиллари и некоторыми ее коллегами из команды, занимавшейся расследованием по вопросу об импичменте. Хиллари и другие члены команды работали до изнеможения: Джон требовал от них скрупулезности, честности и соблюдения полной секретности. Я встревожился, увидев ее такой изможденной: она похудела настолько, что ее красивая, но крупная голова казалась слишком большой для ее тела.
На уикенд я увез ее в Аутер-Бэнкс, штат Северная Каролина, чтобы она немного отдохнула. Мы прекрасно провели время, и я уже начал думать, что по окончании расследования Хиллари, вероятно, все же захочет переехать ко мне в Арканзас. В одно из ее предыдущих посещений Фейетвилла декан Дэвис предложил ей работу на юридическом факультете и пригласил на собеседование. Она приехала через несколько недель, произвела хорошее впечатление на комиссию, и ей предложили работу. Таким образом, она могла бы и преподавать, и заниматься юридической практикой в Арканзасе. Вопрос был лишь в том, захочет ли она этого. Но в тот момент меня больше волновал ее усталый вид и то, как она похудела.
Вернувшись в родной штат, чтобы продолжить предвыборную кампанию, я узнал о серьезных проблемах в нашей семье. 4 июля я выступал на традиционном обеде на Маунт-Небо — впервые после 1966 года, когда представлял там Фрэнка Хоулта. Джефф, мама и Роуз Крейн приехали, чтобы послушать меня и помочь мне работать со слушателями. Я заметил, что Джефф неважно себя чувствует, и узнал, что в последнее время он мало работает, поскольку ему трудно целый день проводить на ногах. Я предложил ему пожить пару недель у меня в Фейетвилле, где он мог бы работать в предвыборном штабе, отвечая на телефонные звонки и, в качестве взрослого человека, следить за порядком. Джефф принял мое предложение, как мне показалось, с радостью, однако, возвращаясь по вечерам домой, я, глядя на него, понимал, что он совсем болен.
Однажды ночью я с изумлением увидел, что Джефф стоит на коленях у кровати, положив на нее голову. Он сказал, что не может дышать лежа и старается найти такое положение, которое позволило бы ему заснуть. Почувствовав, что не может больше работать в штабе целый день, Джефф вернулся домой. По словам мамы, эти проблемы со здоровьем, скорее всего, возникли из-за его диабета или из-за того, что ему приходилось в течение многих лет принимать лекарства. В госпитале Администрации по делам ветеранов в Литл-Роке ему поставили диагноз «расширение сердца и ослабление сердечной мышцы». По-видимому, эта болезнь была неизлечима. Джефф вернулся домой с намерением как следует провести остаток своей жизни. Когда через несколько дней я приехал в Хот-Спрингс по делам предвыборной кампании, у нас состоялась короткая встреча за чашкой кофе. Он собирался в Уэст-Мемфис на собачьи бега и был, как всегда, хорошо одет: в белую рубашку, брюки и легкие туфли. Эта наша встреча стала последней.