Затем я отправился в один из сельских районов, чтобы встретиться с Биллом Фаулером, владельцем фермы в Боксли. Билл был представителем Арканзаса в Службе по сельскохозяйственным угодьям и охране окружающей среды при администрации Джонсона. Когда мы стояли на холме, откуда открывался живописный вид на горы, он сказал, что будет меня поддерживать, но не думает, что Хаммершмидт «достаточно запачкался дерьмом Никсона, чтобы завонять к дню выборов». Затем он дал такую оценку президенту: «Мне очень неприятно говорить это о республиканце, но Никсон мог бы стать прекрасным президентом. Он очень способный, у него отличные мозги, но он — неудачник, и с этим ничего не поделаешь». Возвращаясь в Фейетвилл, я размышлял над его словами.
В первые недели предвыборной агитации я, помимо того, что работал с отдельными людьми, старался создать эффективный механизм кампании. Как я уже упоминал, дядя Реймонд и Гейб Кроуфорд выделили мне 10 тысяч долларов, чтобы я мог начать свою деятельность, и я занялся сбором средств — сначала преимущественно в районе Фейетвилла, затем по всему округу и, наконец, штату. Некоторые из моих друзей по Джорджтаунскому, Оксфордскому и Йельскому университетам, а также предвыборные штабы Макговерна и Даффи прислали чеки на небольшие суммы. Самое крупное пожертвование сделала моя приятельница Энни Бартли, падчерица губернатора Уинтропа Рокфеллера, которая впоследствии, когда я стал губернатором, представляла Арканзас в Вашингтоне, округ Колумбия. Когда на митингах мы передавали из рук в руки урну для пожертвований, тысячи людей часто бросали туда по одному доллару, а нередко и по пять или десять долларов.
Двадцать пятого февраля в мотеле «Аванелль», куда мама обычно заходила по утрам выпить кофе перед работой, в присутствии моей семьи и нескольких друзей я официально объявил о выдвижении своей кандидатуры.
Дядя Реймонд предоставил под мой избирательный штаб небольшой удачно расположенный домик в Хот-Спрингс. Мама, Роуз Крейн, моя соседка по Парк-авеню, и Бобби Харгрейвз, молодой юрист, с сестрой которого я работал в Вашингтоне, занялись организацией его деятельности и прекрасно с этим справились. Впоследствии, когда я стал губернатором, Роуз перебралась в Литл-Рок и стала сотрудницей моей администрации, а мама продолжила организационную работу и использовала созданные структуры в моих последующих кампаниях. Главный штаб находился в Фейетвилле. Мой друг банкир Джордж Шелтон согласился взять на себя руководство предвыборной кампанией, а молодой адвокат Ф.Х. Мартин, с которым мы вместе играли в баскетбол, стал казначеем. Я арендовал старый дом на Колледж-авеню, и там работали преимущественно студенты, а в выходные — лишь моя двоюродная сестра Мэри Клинтон, пятнадцатилетняя дочь Роя.
Мы изготовили большие плакаты с лозунгом «Клинтона — в Конгресс!» и развесили их на обеих сторонах дома. Они до сих пор там висят, но их много раз закрашивали, когда в дом въезжали новые учреждения. Сегодня поверх всех старых надписей там можно увидеть только одно слово: «Тату». Потом мой друг детства Пэтти Хау открыл штаб в Форт-Смите, и по мере приближения дня выборов по всему округу появлялись и другие избирательные штабы. К 22 марта, когда я приехал в Литл-Рок, чтобы зарегистрировать свою кандидатуру, у меня было три соперника: сенатор Законодательного собрания штата Джин Рейнуотер, коротко стриженый демократ-консерватор из Гринвуда, города, расположенного южнее Форт-Смита; Дэвид Стюарт, молодой красивый мужчина, адвокат из Дэнвилла в округе Йелл, и Джим Скэнлон, высокий общительный человек, мэр Гринленда, расположенного в нескольких милях к югу от Фейетвилла. Больше всего меня беспокоил Стюарт, поскольку он был обаятельным человеком и хорошим оратором, а также потому, что происходил из родного для Клинтонов округа, на поддержку которого я рассчитывал.
Первое крупное политическое мероприятие в рамках моей кампании состоялось 6 апреля: это был митинг в Расселвилле, университетском городке в восточной части округа. Этот митинг был обязательным мероприятием, и на нем присутствовали все кандидаты на федеральные должности, а также должности в штатах и местных органах власти, включая сенатора Фулбрайта и губернатора Бамперса. Гвоздем программы стало выступление Роберта Берда, сенатора от Западной Вирджинии. Он произнес зажигательную речь, выдержанную в старых добрых традициях, и развлек собравшихся игрой на скрипке. Затем начались выступления кандидатов. Те, кто баллотировался в Конгресс, должны были говорить последними. К тому времени, когда выступления всех предыдущих ораторов, длившиеся от трех до пяти минут, закончились, было уже больше десяти вечера. Я понимал, что к тому времени, когда дело дойдет до нас, люди устанут и им все это наскучит, но решил рискнуть и выступить последним. Мне казалось, что это было единственной возможностью произвести впечатление.