Моя жизнь

Восьмого августа президент Никсон, над которым нависла угроза импичмента из-за магнитофонных пленок с записью его разговоров с сотрудниками, объявил о намерении на следующий день уйти в отставку. Я считал, что решение президента пойдет на пользу стране, но нанесет вред моей кампании. Всего за несколько дней до этого заявления на первой полосе Arkansas Gazette было опубликовано интервью Хаммершмидта, в котором он защищал Никсона и критиковал расследование уотергейтского дела. Моя кампания быстро набирала размах, но после того, как Хаммершмидт перестал ассоциироваться с Никсоном и связанным с ним скандалом, это потеряло всякое значение.

Когда через несколько дней мне позвонила Хиллари, сказав, что выезжает в Арканзас, я ощутил новый прилив сил. Она должна была приехать на машине со своей приятельницей Сарой Эрман. Сара была старше Хиллари на двадцать с лишним лет и не сомневалась, что ее младшая подруга сможет по максимуму использовать открывавшиеся перед женщинами новые возможности. Сара считала безумием решение Хиллари поехать в Арканзас после того, как она прекрасно справилась с работой в Вашингтоне, где у нее появилось так много новых друзей. Поэтому она решила сама отвезти Хиллари в Арканзас, но всю дорогу убеждала ее изменить свое решение. До Фейетвилла они добрались только в воскресенье вечером. В это время я был на митинге в Бентонвилле, находившемся немного севернее, и они продолжили путь, надеясь застать меня там. Я постарался произнести хорошую речь — как для слушателей, так и для Хиллари с Сарой. А после того, как я пожал руки всем присутствующим, мы вернулись в Фейетвилл — чтобы решить наше будущее.

Через два дня позвонила мама и сообщила, что Джефф умер во сне. Ему было всего 48 лет. Они с Роджером очень тяжело переживали его смерть. Мама потеряла уже трех мужей, а Роджер — двух отцов. Я поехал в родной город и занялся организацией похорон. Джефф хотел, чтобы его кремировали, поэтому нам пришлось отправить его тело в Техас, так как в Арканзасе в то время не было крематория. Когда пепел доставили в Арканзас, он, в соответствии с волей Джеффа, был развеян над озером Гамильтон, неподалеку от его любимого причала, с которого он любил рыбачить. На этой церемонии присутствовали мама и ее подруга Мардж Митчелл.

На похоронах Джеффа я произнес небольшую речь. Я постарался в нескольких словах рассказать о любви, которую он дал маме, его отеческой заботе о Роджере, о нашей с ним дружбе и его мудрых советах, о том, с какой добротой он относился к детям и тем, кому не везло в жизни, о достоинстве, с которым он переносил болезнь. В первые дни после смерти Джеффа Роджер часто говорил мне о нем: «Он старался изо всех сил». Каким бы он ни был до того, как вошел в нашу жизнь, в те короткие шесть лет, которые он провел вместе с нами, он был хорошим человеком, и нам всем еще очень долго его не хватало.

До болезни Джеффа я почти ничего не знал о диабете. Впоследствии от диабета умер руководитель моей предвыборной кампании 1974 года Джордж Шелтон. Диабетом страдали двое детей моего друга и бывшего руководителя аппарата Белого дома Эрскина Боулза, а также миллионы других американцев, причем непропорционально большую часть больных составляли представители национальных меньшинств. Став президентом, я узнал, что расходы на лечение этой болезни и вызванных ею осложнений составляют огромную сумму — 25 процентов всех средств, выделяемых на финансирование программы «Медикэйд». Это было одной из главных причин, по которым я, став президентом, поддержал программу исследования стволовых клеток и самопомощи больных диабетом, которую Американская диабетическая ассоциация назвала важнейшим после создания инсулина успехом в борьбе с этой болезнью. Я сделал это для детей Эрскина, в память о Джоне Шелтоне и Джеффе, который больше всего на свете хотел бы избавить других от страданий и преждевременной смерти.

Через несколько дней после похорон Джеффа мама в характерной для нее манере «вставай и иди» стала убеждать меня продолжить предвыборную кампанию. Когда кто-то умирает, политическая деятельность прекращается, но ненадолго. Я продолжил работу, но стал чаще звонить маме и чаще видеться с нею, особенно после того, как осенью Роджер уехал учиться в Колледже Хендрикса в Конуэе. Он очень беспокоился о ней и чуть было не остался дома, но нам с мамой в конце концов удалось его уговорить.

В сентябре я, судя по результатам опросов, все еще отставал по рейтингу: 23 процента против 59, — и это после восьми месяцев каторжной работы. Но потом мне повезло. 8 сентября, за пять дней до съезда демократической организации штата в Хот-Спрингс, президент Форд объявил полное помилование Ричарду Никсону за все преступления, которые он «совершил или мог совершить», находясь на посту президента. Страна с ним решительно не согласилась, и наши дела снова пошли на лад.