В Акапулько я прочел «Отрицание смерти»
Согласно Бекеру, мы, по мере того как растем, начинаем осознавать значение смерти. Затем мы видим, как умирают люди, которых мы знаем и любим, и понимаем, что когда-то и сами умрем. Большинство из нас делают все возможное, чтобы избежать этого. Мы постепенно приходим к пониманию своей уникальности, и у нас появляется иллюзия самодостаточности. Мы совершаем различные поступки, как позитивные, так и негативные, в надежде, что это возвысит нас над обыденностью и что нам, возможно, удастся что-то оставить на Земле после себя. Все это мы делаем потому, что отчаянно сопротивляемся признанию того очевидного факта, что рано или поздно умрем. Одни из нас стремятся к власти и богатству, другие — к романтической любви, сексу или каким-то другим развлечениям. Одни хотят стать великими, другие — творить добро и быть хорошими людьми. Независимо от того, добиваемся мы успеха или терпим неудачу, мы все равно умираем. Единственным утешением является вера в то, что, поскольку мы были созданы, должен быть и Создатель, которому мы не безразличны и к которому так или иначе вернемся.
К какому же выводу приводят нас рассуждения, содержащиеся в книге Бекера? Автор делает следующее заключение: «Кто знает, какую форму примет поступательное движение жизни в будущем?.. Максимум, на что способен каждый из нас, — это создавать предметы или самих себя и бросать все это в великий хаос, т.е. приносить своего рода жертву жизненной силе». Эрнст Бекер умер незадолго до того, как «Отрицание смерти» было опубликовано, однако он, судя по всему, прошел то испытание жизнью, о котором говорил Иммануил Кант: «Для человека чрезвычайно важно знать, как надлежащим образом занять свое место в мире, и правильно понять, каким нужно быть, чтобы быть человеком». Всю свою жизнь я старался найти ответ на этот вопрос, и книга Бекера убедила меня в том, что этим стоило заниматься.
В декабре мне пришлось принять еще одно политическое решение. Многие мои сторонники хотели, чтобы я снова баллотировался в Конгресс. Долг за избирательную кампанию был выплачен, и они считали, что мне нужно опять вступить в игру. Я не сомневался, что на этот раз мне будет еще труднее победить конгрессмена Хаммершмидта, даже если Джимми
Картер станет кандидатом на пост президента от демократической партии. Но главным было то, что я уже не стремился попасть в Вашингтон, а хотел остаться в Арканзасе. Меня все больше интересовала деятельность правительства штата, отчасти потому, что генеральный прокурор Джим Гай Такер поручил мне от имени нашего штата составить записку в Верховный суд США по антитрестовскому делу, связанному с установлением процентных ставок по кредитным карточкам. Джим Гай намеревался баллотироваться в Конгресс — на место, освободившееся после отставки Уилбура Миллза. Следовательно, пост генерального прокурора штата становился вакантным, и мне очень хотелось его занять.
Пока я размышлял об этом, мне позвонил мой друг Дэвид Эдвардс, работавший в Citibank, и пригласил нас поехать вместе с ним на Гаити. Он сказал, что у него накопилось достаточно бонусов, предоставляемых пассажирам, часто пользующимся услугами авиакомпаний, чтобы заплатить за наши билеты, и он хочет, чтобы эта поездка стала для нас свадебным подарком. Меньше чем через неделю после возвращения из Мексики мы вновь отправились в путь.
К концу 1975 года «Папа Док» Дювалье уже давно покинул сцену, и его место занял его сын, тучный молодой человек, которого все звали Бэби Док. Мы видели его однажды, когда он ехал в машине по большой площади из своей официальной резиденции в Порт-о-Пренсе, чтобы возложить венок к Памятнику независимости Гаити — статуе, изображавшей мощного освобожденного раба, трубящего в раковину. Площадь была оцеплена его охранниками — печально известными тонтон-макутами в солнцезащитных очках и с ручными пулеметами, имевшими весьма устрашающий вид.
Семья Дювалье находилась у власти в Гаити, грабя эту страну и неумело управляя ею, пока та не превратилась в беднейшее государство нашего полушария. Порт-о-Пренс все еще был красивым городом, но его красота казалась какой-то потускневшей. Я помню потертые ковры и сломанные скамьи в Национальном соборе. Несмотря на политическую ситуацию в этой стране и ее бедность, мне очень понравились ее жители. Они казались жизнерадостными и сообразительными, они создали великолепные произведения народного искусства и прекрасную музыку. Я восхищался тем, что многие из них не просто старались выжить, но и наслаждались жизнью.