Моя жизнь

Ллойд Катлер не съел свою шляпу, но менее чем через неделю после назначения Старра он также ушел из комиссии, выполнив свое обещание и проработав в ней недолгое время. Я заменил его Абнером Миквой, бывшим конгрессменом и членом Апелляционного суда, который имел безупречную репутацию и ясное понимание того, какие силы нам противостоят. Мне было очень жаль, что после долгих лет чрезвычайно успешной работы Ллойд вдруг обнаружил, что люди, с которыми он был хорошо знаком и которым доверял, играют совсем по другим правилам.

Когда Конгресс ушел на каникулы, мы отправились в Мартас-Виньярд. Мы с Хиллари нуждались в отдыхе. Так же поступил и Ал Гор. Несколькими днями раньше он порвал ахиллесово сухожилие, играя в баскетбол. Это была болезненная травма, для лечения которой требовалось длительное время. Выздоровев, Ал стал еще сильнее физически, так как в период вынужденной неподвижности усиленно занимался подъемом тяжестей. В это время он, несмотря на костыли, посетил сорок штатов и побывал в четырех странах, включая Египет, где добился компромиссного решения по сложному и деликатному вопросу ограничения роста населения на Каирской конференции по проблемам устойчивого развития. Он также продолжал курировать проект правительственной реформы. К середине сентября мы уже сэкономили 47 миллиардов долларов — сумму, достаточную для финансирования всей программы, предусмотренной законодательством по борьбе с преступностью. Мы также запустили программу по производству «чистого автомобиля», упростили форму заявки на получение кредитов от Управления по делам малого бизнеса: теперь нужно было заполнять не сто страниц, а только одну; закончили реформирование Федерального агентства по управлению в чрезвычайных ситуациях, так что это учреждение, которое многие недолюбливали, стало одним из самых популярных (спасибо Джеймсу Ли Уитту), и сэкономили более миллиарда долларов, отменив ненужные строительные проекты после того, как Администрацию общих служб возглавил Роджер Джонсон. Ал Гор, хоть и передвигался на одной ноге, тоже сделал много полезного.

Неделя, проведенная нами в Виньярде, была интересной по нескольким причинам. Вернон Джордан организовал турнир по гольфу, в котором участвовали Уоррен Баффетт и Билл Гейтс — богатейшие люди Америки. Мне нравились оба, но особенно меня впечатлило то, что Баффетт был убежденным демократом, защищавшим гражданские права, справедливое налогообложение и право женщин на аборт.

Больше всего мне запомнился ужин у Билла и Роуз Стайрон, почетными гостями на котором были замечательный мексиканский писатель Карлос Фуэнтес и мой любимый писатель Габриель Гарсиа Маркес. Гарсиа Маркес дружил с Фиделем Кастро, который, чтобы «экспортировать» некоторые из своих проблем в нашу страну, разрешил массовый исход кубинцев в Соединенные Штаты, напомнивший «лодочную эпопею», которая доставила мне столько хлопот в 1980 году. Тысячи кубинцев, рискуя жизнью, на небольших лодках и плотах отправлялись в 90-мильное плавание к побережью Флориды.

Гарсиа Маркес не поддержал эмбарго против Кубы, введенное Соединенными Штатами, и пытался убедить меня его отменить. Я ответил, что не стану отменять эмбарго, добавив при этом, что являюсь сторонником Акта в поддержку демократии на Кубе, который давал президенту право улучшать отношения с Кубой, если на острове будут укрепляться свобода и демократия. Я также попросил Гарсиа Маркеса сообщить Кастро, что, если поток беженцев не прекратится, наши ответные меры станут еще более жесткими, чем те, которые Соединенные Штаты предприняли в 1980 году под руководством президента Картера. «Кастро уже стоил мне одних выборов, — сказал я. — Больше этого не повторится». То же самое я передал и через президента Мексики Салинаса, имевшего конструктивные рабочие отношения с Кастро. Вскоре Соединенные Штаты и Куба достигли соглашения, по которому Кастро обязался остановить исход беженцев, а мы пообещали каждый год принимать дополнительно еще двадцать тысяч кубинцев в рамках нормального процесса допуска в страну иммигрантов. Кастро соблюдал это соглашение до конца моего президентского срока. Позже Гарсиа Маркес шутил, что он— единственный человек, который дружит одновременно и с Фиделем Кастро, и с Биллом Клинтоном.

После того как мы закончили обсуждение кубинских проблем, Гарсиа Маркес разговаривал в основном с Челси, которая сообщила, что прочла две его книги. Позже он сказал мне, что ему трудно было поверить в то, что четырнадцатилетняя девочка может понять его книги, поэтому он долго обсуждал с ней свой роман «Сто лет одиночества» (One Hundred Years of Solitude). Это произвело на него настолько сильное впечатление, что позже он прислал Челси все свои книги.