Моя жизнь

Нанимая рыболовное судно, Реймонд отчасти с помощью жестов, отчасти на древнегреческом объяснил, что нам хотелось бы, чтобы наше путешествие, насколько возможно, напоминало путешествие Улисса. Рыбак, похоже, не очень понял про Улисса, но вид многочисленных драхм побудил его выйти в море, хотя ему явно не хотелось отходить далеко от берега. Он много раз показал на небо, приговаривая: «бум, бум», и пытался при помощи рук изобразить шторм на море, чтобы дать нам понять, что море коварно. И мы вспомнили строки из «Одиссеи», описывающие это море:

Так он сказал и, великие тучи поднявши, трезубцем
Воды взбуровил и бурю воздвиг, отовсюду прикликав
Ветры противные; облако темное вдруг обложило
Море и землю, и тяжкая с грозного неба сошла ночь.
Разом и Евр, и полуденный Нот, и Зефир, и могучий,
Светлым рожденный Эфиром, Борей взволновали пучину.
В ужас пришел Одиссей, задрожали колена и сердце.

Песнь V[56]

Нет более изменчивого моря, чем Ионическое. Мы рисковали своими драгоценными жизнями, отправляясь в это путешествие, которое могло стать таким же, каким было путешествие Улисса:

В это мгновенье большая волна поднялась и расшиблась
Вся над его головою; стремительно плот закружился;
Схваченный, с палубы в море упал он стремглав, упустивши
Руль из руки; повалилася мачта, сломясь под тяжелым
Ветров противных, слетевшихся друг против друга, ударом;
В море далеко снесло и развившийся парус и райну.
Долго его глубина поглощала, и сил не имел он
Выбиться кверху, давимый напором волны и стесненный
Платьем, богиней Калипсою данным ему на прощанье.
Вынырнул он напоследок, из уст извергая морскую
Горькую воду, с его бороды и кудрей изобильным
Током бежавшую…

И затем, когда потерпевший крушение Улисс встречает Навзикаю:

…несказанной бедой я постигнут.
Только вчера, на двадцатый мне день удалося избегнуть
Моря: столь долго игралищем был я губительной бури,
Гнавшей меня от Огигии острова. Ныне ж сюда я
Демоном брошен для новых напастей – еще не конец им;
Верно, немало еще претерпеть мне назначили боги.
Сжалься, царевна; тебя, испытавши превратностей много,
Первую здесь я молитвою встретил; никто из живущих
В этой земле не знаком мне…

«Одиссея», песнь VI[57]

Мы остановились в маленьком турецком городке Превесе на побережье Эпира и закупили провизию: огромный козий сыр и множество спелых маслин и сушеной рыбы. Так как у лодки не было крыши, я никогда до своего смертного часа не забуду запах этих сыра и рыбы, выставленных целый день на палящее солнце, особенно если учесть, что небольшая лодка обладала мягкой, но довольно сильной бортовой качкой. Часто ветерок прекращался, и нам приходилось браться за весла. Наконец, уже в сумерках, мы высадились в Карвазарасе.

Все жители собрались на берегу, посмотреть на нас. Первая высадка Христофора Колумба в Америке не могла вызвать большего изумления среди туземцев. С немым изумлением смотрели они, как мы с Реймондом преклонили колени и поцеловали землю, и Реймонд принялся декламировать:

Лишь бессердечный не прольет слезы,
Склонясь над гробом женщины любимой.
И лишь слепой не видит этих стен
Разрушенных, гробниц полуразрытых!
Я плачу, Греция![58]

В действительности же мы чуть не обезумели от радости. Нам хотелось заключить в объятия всех жителей деревни и закричать: «Наконец-то после множества скитаний мы прибыли на священную землю Эллады! Приветствуем тебя, о Олимпиец Зевс! И Аполлон! И Афродита! Готовьтесь, музы, снова танцевать! Наше пение может пробудить спящего Диониса и его вакханок!»