Жену Огастина мы приняли с плохо скрываемой сдержанностью. Для своей же семьи мы выработали план жизни в Копаносе и записали его в тетрадь. Он отчасти напоминал распорядок Платона в его «Республике». Было решено вставать на рассвете и приветствовать восходящее солнце радостными песнями и танцами. После этого мы должны были подкрепляться скромной чашей козьего молока. Утра будут посвящены обучению местного населения танцу и пению. Нужно научить их чтить греческих богов и убедить отказаться от этой ужасной современной одежды. Затем, после легкого ленча, состоящего из зеленых овощей (поскольку мы решили отказаться от мяса и стать вегетарианцами), полуденное время станем проводить в размышлениях, а вечера посвятим языческим церемониям под соответствующую музыку.
Затем началось строительство Копаноса. Так как стены дворца Агамемнона имели толщину около двух футов, стены Копаноса должны были также быть два фута толщиной. И только когда стены были возведены на значительную высоту, я осознала, как много потребуется красного камня из Пентеликона и сколько будет стоить каждая телега. Несколько дней спустя мы решили расположиться на месте лагерем на ночь и тут внезапно в полной мере поняли, что вокруг на много миль нет ни капли воды! Мы взглянули на вершины Гиметта, где добывали мед, и пред нашим взором предстало множество родников и быстрых ручьев, затем перевели взгляды на Пентеликон, вечные снега которого водопадами сбегали по склонам. Увы! Копанос был абсолютно безводен и сух. Ближайший источник находился на расстоянии четырех километров!
Но Реймонда это не устрашило, он нанял еще рабочих и велел им выкопать артезианский колодец. Во время раскопок ему попадались различные реликвии, и он решил, что на холме когда-то находилась античная деревня, но у меня были основания предполагать, что здесь находилось всего лишь кладбище, ибо чем глубже копали, тем суше становилась почва. Наконец после нескольких недель бесплодных поисков воды на Копаносе мы вернулись в Афины просить совета у пророческих духов, которые, в чем мы не сомневались, населяли Акрополь. Мы заручились специальным разрешением от города, с тем чтобы иметь возможность отправляться туда в лунные вечера. У нас вошло в привычку – сидеть в амфитеатре Диониса, где Огастин декламировал отрывки из греческих трагедий, а мы часто танцевали.
Наша семья была вполне самодостаточной, мы не смешивались с жителями Афин. Даже когда мы услыхали от крестьян, что греческий король выехал осмотреть наш храм, это не произвело на нас большого впечатления. Ибо мы жили в царствование иных царей: Агамемнона, Менелая и Приама.
Глава 13
Однажды лунным вечером, когда мы сидели в театре Диониса, мы услыхали поднимающийся ввысь пронзительный мальчишеский голос, обладающий трогательными и неземными интонациями, которые присущи только мальчишеским голосам. Внезапно к нему присоединились второй и третий голоса. Они пели какие-то старинные местные греческие песни. Мы сидели очарованные. Реймонд предположил: «Таким, наверное, был тон голосов мальчиков старинного греческого хора».
На следующий вечер концерт повторился. Поскольку мы раздали немало драхм, на третий вечер хор увеличился, и постепенно все афинские мальчишки стали являться сюда, чтобы петь нам лунными вечерами в театре Диониса.
В тот период времени мы очень интересовались темой византийской музыки в греческой церкви. Мы посетили церковь, где слушали чудное заунывное пение регента; побывали и в находившейся неподалеку от Афин семинарии, где обучались молодые греческие священники. Они показали нам свою библиотеку манускриптов, относящихся к Средним векам. Мы придерживались такого же мнения, как и многие выдающиеся эллинисты, что гимны Аполлону, Афродите и всем языческим богам, претерпев определенную трансформацию, нашли свою дорогу в греческий храм.
Тогда родилась у нас идея сформировать из этих мальчиков подлинный греческий хор. Каждый вечер мы устраивали состязания в театре Диониса и давали призы тем, кто мог исполнить наиболее древние греческие песни. К тому же мы наняли преподавателя византийской музыки. Таким образом, мы создали хор из десяти мальчиков, обладавших самыми красивыми во всех Афинах голосами. Молодой семинарист, также изучавший Древнюю Грецию, помог нам с нашим хором взяться за «Умоляющих» Эсхила. Эти хоры, пожалуй, самые красивые из всех когда-либо написанных. Я особенно живо помню один, изображающий испуг дев, собравшихся у алтаря Зевса в поисках защиты от своих готовых свершить кровосмешение двоюродных братьев, прибывающих из-за моря.
Так, изучая Акрополь, строя Копанос и танцуя хоры Эсхила, мы полностью погрузились в работу, но нам ничего больше и не нужно было – разве что время от времени совершать экскурсии в отдаленные деревни.
На нас произвели большое впечатление элевсинские мистерии.
«Эти мистерии, о которых ни один язык не может говорить. Но благословенен тот, кто видел их; его участь после смерти отличается от участи все прочих!»