Моя жизнь

Отель «Англетер», в котором мы остановились, щедро предоставил в мое распоряжение большой салон, где я могла ежедневно работать. Я проводила целые часы, приспосабливая к хору «Умоляющих» движения и жесты, на которые меня вдохновил ритм греческой церковной музыки. Мы были настолько увлечены своим делом и убеждены в верности своих теорий, что нам и в голову не приходило, насколько комично это смешение различных религиозных выражений.

Афины тогда, как, впрочем, и обычно, пребывали в состоянии революции. На этот раз причина крылась в несходстве мнений королевского двора и студентов, какой версии греческого языка следует придерживаться на сцене – античной или современной. Толпы студентов шествовали по улицам со знаменами в честь древнегреческого языка. Однажды, когда мы возвращались из Копаноса, они окружили нашу карету и, бурно приветствуя наши эллинские туники, попросили примкнуть к их демонстрации в честь античной Эллады, что мы охотно и сделали. После этой встречи студенты организовали наше представление в муниципальном театре. Десять греческих мальчиков и византийский семинарист, облаченные в разноцветные ниспадающие туники, пели хоры Эсхила на древнегреческом наречии, а я танцевала. Это вызвало у студентов исступленный восторг.

Король Георг, услыхав про эту манифестацию, выразил желание, чтобы мы повторили представление в Королевском театре. Но представлению, состоявшемуся перед королевской семьей и всеми посольствами, находившимися в Афинах, недоставало того огня и энтузиазма, которые сопровождали его в народном театре в присутствии студентов. Аплодисменты рук, затянутых в белые перчатки, не вдохновляли. Когда король Георг пришел за кулисы в мою уборную и попросил меня посетить королеву в королевской ложе, хотя они и казались вполне довольными, я все же понимала, что они не испытывают ни настоящей любви к моему искусству, ни понимания. Балет всегда будет танцем par excellencе[63] для королевских особ.

В это же время я обнаружила, что наш банковский счет исчерпан. Помню, как на следующий вечер после представления в королевском театре я не могла уснуть и на рассвете совершенно одна отправилась в Акрополь. Я вошла в театр Диониса и принялась танцевать, чувствуя, что это в последний раз. Затем поднялась по Пропилеям и остановилась перед Парфеноном. Вдруг мне показалось, что все наши мечты лопнули, словно красивый мыльный пузырь, и мы ничем не отличаемся, да и не могли бы отличаться, от всех прочих современников. Мы не в состоянии испытать чувства древних греков. Этот храм Афины, перед которым я стояла, знал в иные времена иные краски. В конце концов, я была всего лишь помесью шотландки, ирландки и американки. Возможно, по какой-нибудь линии была даже ближе связана с краснокожими индейцами, чем с греками. Прекрасная иллюзия, продолжавшаяся целый год жизни в Элладе, внезапно, казалось, рухнула. Звуки византийской греческой музыки звучали все слабее и слабее, и сквозь них на меня хлынули мощные аккорды смерти Изольды.

Три дня спустя среди огромной восторженной толпы и плачущих родителей десяти мальчиков мы сели на поезд, идущий из Афин в Вену. На вокзале я завернулась в греческий бело-голубой флаг, а десять мальчиков и все провожающие запели прекрасный греческий гимн:

Op ta kokala vgalmeni
Ton Elinon to year
Chere o chere Elefteria
Ke san prota andriomeni
Chere o chere Elefteria[64].

Когда я оглядываюсь назад, на этот год, проведенный в Греции, мне кажется, что он действительно был прекрасным; это была попытка вернуться на два тысячелетия назад к красоте, возможно непонятой нами или вообще недоступной пониманию других, к красоте, о которой Ренан написал так: «О величие! О простая и подлинная красота! Богиня, чей культ означает мудрость и разум. Ты, чей храм пример вечной совести и искренности; слишком поздно подошел я к порогу твоих тайн; я несу на твой алтарь бремя раскаяния. Мне пришлось бесконечно долго искать, чтобы найти тебя. Посвящение в тайну, которое ты даруешь родившимся в Афинах, я завоевал путем долгих размышлений и напряженных усилий».

Итак, мы покинули Элладу и утром прибыли в Вену с хором греческих мальчиков и их византийским учителем-семинаристом.

Глава 14

Наше стремление возродить к жизни греческое хоровое пение и античный трагический танец представляло собой попытку, заслуживающую всяческих похвал, но, к сожалению, невыполнимую. После финансового успеха в Будапеште и Берлине у меня не возникло желания совершить мировое турне, я просто использовала заработанные деньги на строительство греческого храма и возрождение греческого хора. Теперь я оглядываюсь на наши юношеские мечты как на какой-то любопытный феномен.