Среди писателей и артистов, часто посещавших наш дом, был один молодой человек с высоким лбом и проницательным взглядом за стеклами очков; он решил, что на него возложена миссия открыть мне гений Ницше. Только с помощью Ницше, говорил он мне, сможете вы прийти к полному раскрытию танцевальной выразительности, какой вы ее ищете. Он приходил ко мне каждый день и читал «Заратустру» по-немецки, объясняя мне непонятные слова и фразы. Соблазн, который скрывала в себе философия Ницше, глубоко захватывал все мое существо; и те часы, которые каждый день посвящал мне Карл Федерн, таили в себе столько очарования, что моему импресарио с большим трудом удавалось убедить меня совершить даже краткие турне в Гамбург, Ганновер, Лейпциг и т. д., где меня ожидали взволнованная любопытная публика и много тысяч марок. Я не испытывала никакого желания совершить триумфальное мировое турне, о котором он мне постоянно твердил. Мне хотелось учиться, продолжать свои поиски, создавать танцы и открывать движения, которых прежде не существовало, и мечта о собственной школе, преследовавшая меня с детства, становилась все сильнее и сильнее. Это желание оставаться в своей студии и учиться повергало моего импресарио в полное отчаяние. Он постоянно бомбардировал меня просьбами отправиться в поездку и часто являлся, горестно причитая и демонстрируя мне газеты, в которых говорилось, что в Лондоне или где-нибудь еще копии моих занавесов, костюмов и танцев пользовались большим успехом и воспринимались как подлинники. Но даже это не производило на меня впечатления. Его раздражение достигло предела, когда с приближением лета я заявила о своем намерении провести весь сезон в Байрейте, чтобы упиваться музыкой Рихарда Вагнера, черпая ее из подлинного источника. Я окончательно утвердилась в своем намерении, когда однажды меня посетила сама вдова Рихарда Вагнера.
Я никогда еще не встречала женщины, которая произвела бы на меня столь же огромное впечатление, как Козима Вагнер, со своей высокой величественной фигурой, прекрасными глазами, носом, пожалуй немного великоватым для женщины, и лбом, от которого исходил ум. Она была сведуща в вопросах философии, знала наизусть каждую фразу и ноту Мастера. Она говорила о моем искусстве самым доброжелательным образом, а затем рассказала об отвращении Вагнера к балетной школе танца и балетному костюму; о его мечте о вакханалии и о невозможности воплотить в жизнь мечту Вагнера с помощью Берлинского балета, ангажированного на этот сезон в Байрейт. Она спросила меня, не соглашусь ли я танцевать в «Тангейзере», однако тут возникло затруднение. Мои идеалы делали для меня невозможным участие в балете, каждое движение которого шокировало меня и шло вразрез с моим чувством прекрасного, его выразительные средства казались мне механическими и вульгарными.
– О, почему у меня нет школы, о которой я так мечтаю! – воскликнула я в ответ на ее просьбу. – Тогда я смогла бы привезти в Байрейт целую стайку тех нимф, сатиров, фавнов и граций, о которых мечтал Вагнер. Что я могу сделать одна? Но, тем не менее, я приеду и попытаюсь по крайней мере изобразить красивые мягкие чувственные движения трех граций, которые я уже представляю.
Глава 15
Я прибыла в Байрейт в прелестный майский день и поселилась в отеле «Черный орел» («Шварц адлер»). Одна из комнат была достаточно большой, чтобы в ней можно было работать, и я поставила в ней пианино. Каждый день я получала от фрау Козимы записочки, в которых она приглашала меня позавтракать, пообедать или провести вечер на вилле Ванфрид, где всем оказывалось воистину королевское гостеприимство. Каждый день на ленч собиралось по крайней мере пятнадцать человек. Фрау Козима председательствовала, сидя во главе стола, и держала себя при этом с большим достоинством и тактом, так как среди ее гостей присутствовали величайшие умы Германии: художники и музыканты, часто герцоги и княгини или особы королевской крови из разных стран.
Могила Рихарда Вагнера находится в саду виллы Ванфрид и видна из окон библиотеки. После ленча фрау Вагнер брала меня под руку, и мы выходили в сад прогуляться вокруг могилы. Во время этих прогулок в голосе фрау Козимы звучали мягкая грусть и мистическая надежда.
По вечерам часто исполнялись квартеты, в которых партию каждого инструмента исполнял какой-нибудь знаменитый виртуоз. Огромная фигура Ханса Рихтера[70], легкий силуэт Карла Мука[71], очаровательный Мотль[72], Хумпердинк[73] и Генрих Тоде[74] – каждый современный артист того времени встречал равно любезный прием на вилле Ванфрид.