Моя жизнь

— Да, я закопаю свою последнюю картошку. На мне здесь и так уже поставили крест. В газетах меня оплевывают каждый день. Я не могу открыть журнал, не могу включить радио, чтобы не услышать, какое я чудовище. Знаешь фразу из стриндберговской пьесы «Если я говорю «нет «, они бьют меня, если я говорю «да», они тоже бьют меня»? Именно так и обстоит дело со мной здесь, в Швеции. А теперь я собираюсь ответить.

— Но это потребует много мужества. Мне сейчас не хватит духа прийти и выслушать тебя. Встретимся потом.

— Хорошо. Жди меня в кафе «Кёниг». Выпьем кофе.

Итак, я прибыла на благотворительный концерт. Старый друг Эдвин Адольфсон, который двадцать лет тому назад был режиссером моего первого шведского фильма, представлял исполнителей.

— Эдвин, — попросила я, — тебе только надо выйти на сцену и сказать: «Сейчас у нас находится Ингрид, которая вернулась в Швецию. Ингрид, как ты себя чувствуешь, вернувшись в родную страну?» Это все, что мне нужно. А потом буду говорить я.

и вот, стоя на сцене, я начала:

— Сегодня вечером я хочу говорить не о пришедших сюда. Здесь присутствуют те, кто каждый вечер заполняет оперный театр, стоит холодными ночами в очередях, чтобы попасть на спектакль. Никогда в жизни я не получала столько цветов и столько чудесных писем. Мне бы хотелось сказать о журналистах и прессе вообще. Что я сделала, чтобы так третировать меня? Я не виновата, что меня приглашают на различные приемы. Я не виновата, что каждое мое движение фотографируется. Это делают газеты.

Я рассказала им об истории с фотографиями. Я выплеснула все, что накопилось у меня на сердце.

— Меня приводит в негодование то, что они критикуют не спектакль, а постоянно вторгаются в мою дачную жизнь. Многие из моих коллег говорят: «Не обращайте внимания на то, что пишут о вас в газетах» или «Сегодня говорится — завтра забывается. Никто ничего не запомнит». Возможно; но я запомню. Нет никого, кто мог бы сказать им «хватит». Поэтому говорю я: «Для меня — хватит!» Как только ты становишься известной за пределами Швеции, газеты сразу же начинают дискредитировать тебя...

Я понимала, что говорю слишком эмоционально. Концертный зал освещался софитами, поэтому мне легко было рассмотреть людей, сидящих передо мною. Некоторые из них плакали. Я сказала:

— Благодарю вас за то, что вы выслушали меня. Я рассказала, что я чувствую, вернувшись в Швецию. Возможно, я больше никогда не приеду сюда.

Я сошла со сцены. Ни с кем не попрощавшись, взяла пальто, вышла на улицу и направилась к кафе «Кёниг», где меня ждала Молли.

— Ты это сделала? — спросила она.

Меня все еще трясло.

— Да, — ответила я.

— О боже, что скажут завтра газеты? — воскликнула она.

Но на следующий день все газеты были необычайно добры ко мне. Казалось, все готовы помочь мне, и я «вспомнила, как сказала однажды Жанна д’Арк: «Помоги себе сам, и господь поможет тебе».

На следующее утро Молли Фаустман в своей газетной колонке ясно дала понять, на чьей она стороне: «Одним из самых смехотворных утверждений является то, что Ингрид Бергман — деловая женщина. Если и существует полный профан в бизнесе, так это она. Не думаю, что Ингрид стоит упрекать за то, что она принимает предлагаемые ей высокие гонорары. По-видимому, ее хулители в той же ситуации поступили бы по-другому, но утверждение о ее скупости — полнейший вздор, о котором мне даже стыдно упоминать. Разрешите мне рассказать вам один эпизод.

Будучи совсем юной, Ингрид снялась в своем первом фильме. И один пожилой человек написал ей из Смаланда. Это было маленькое письмецо, в котором он жаловался, что у него умерла корова, и спрашивал, не могла бы она прислать ему денег, чтобы купить новую? Мы обе пришли к выводу, что, увы, ничем ему помочь не можем. Никто из нас не имел тогда для этого достаточно денег, жалованье Ингрид было весьма скромным. Но на следующий день Ингрид все же принесла мне деньги. «Я думала всю ночь об этом старике и его корове. Пошли, пожалуйста, это от своего имени». Я отправила их без обратного адреса. С тех пор в жизни Ингрид было немало подобных случаев. Да, деловая женщина. Если все те, кому она помогла, сделают шаг вперед, выстроится длинный-предлинный ряд».

Банг, давняя подруга Ингрид, прятавшаяся в свое время в кустах во время свадьбы Ингрид, тоже выступила в ее защиту, хотя могла понять и точку зрения своих коллег. Конечно, им надо было встать на защиту Ингрид, но они не хотели затевать скандал, пока Ингрид выступала в «Жанне на костре». Она заканчивала свою заметку весьма иронически: «Разумеется, я согласна с тем, что со стороны Ингрид Бергман было просто ужасно появиться на праздновании пятилетия ее сына в туфлях без каблуков и хорошо одетой. Ожидалось по крайней мере, что эта коварная стерва появится на высоких каблуках и в обтрепанном платье. И конечно же, идея празднования дня рождения Робертино — хорошо рассчитанная игра на публику, поскольку актриса находится в Стокгольме».

9 марта 1955 года Ингрид писала Рут: