Моя жизнь

«Эта неделя была неделей несчастий. Последняя неделя 1946 года. Это выглядит даже справедливо, что последняя неделя так плоха. В понедельник я потеряла голос, который вернулся только в среду. Потом, во время прогулки, что-то попало мне в глаз. Он распух, и в четверг и пятницу было что-то жуткое. После того как прошел глаз, я страшно простудилась. Сейчас я лежу в постели и надеюсь, что завтра к вечеру и к Новому году все наладится. Может быть, это будет удачный год для нас обоих. Если у тебя все будет в порядке, то, я чувствую, и у меня тоже. Стейнбек и Хемингуэй видели спектакли. Хемингуэй сказал, что я величайшая актриса в мире. Многие проходили за кулисы, но не помню — кто».

Однако одним из тех, кто приходил за кулисы, был Виктор Флеминг. Ее восхищение им, возникшее во время съемок «Доктора Джекила и мистера Хайда», было все еще живо. Но в течение всего последующего периода Виктор Флеминг держался на значительном расстоянии. Теперь он увидел спектакль и появился у нее в уборной.

Он приехал в Нью-Йорк с книгой, которую хотел экранизировать с моим участием. Ворвался, швырнул книгу в угол комнаты, схватил меня, обнял и сказал:

«Это тебе. Ты должна играть Жанну отныне и всегда. Ты должна сыграть Жанну на экране». Вот так это случилось. Слова, которых я ждала столько, сколько помню себя. Во всяком случае, все последние шесть лет с тех пор, как Дэвид Селзник впервые упомянул об этом. Я была счастлива. Наконец-то дело приняло серьезный оборот. Виктор Флеминг и Уолтер Уонгер задумали основать компанию по производству фильмов и предложили мне стать одним из партнеров.

Максуэл Андерсон начал работать над сценарием по своей пьесе. Виктор Флеминг регулярно курсировал между Лос-Анджелесом и Нью-Йорком. Тот факт, что она стала одним из партнеров в кинопредпринимательстве, заставил Ингрид ощутить чувство того вида естестственности, которого она не знала ранее. Она писала Рут:

«Меня ужасно расслаивает наш сценарий. Боже, о чем думает Максуэл? Он забыл все, с чем соглашался во время наших бесед в Хэмпшир Хаусе. Почему нам достался писатель, который дышит только Андерсоном? Капа предлагает название «Колдунья». Прекрасное название для фильма, но, думаю, сюда оно не слишком подходит. Чувствую, как Жанна сказала бы: «Но, Ингрид, ты же знаешь, что я не была колдуньей». Очень хочется выбраться к тебе в Калифорнию.

Кажется, пьесе уже ничто не поможет. Вчера приходил Дэвид Селзник, но я так и не «воспарила». Старалась играть хорошо, насколько могла, но то чувство больше не приходит. Очень устаю. Слишком много народу. Слишком много ем, пью в последние дни. Может быть, именно это убивает чувство. Но у меня еще больше трех недель, и я постараюсь сделать все, чтобы правильно использовать это время. Потом вернусь в свою клетку, сяду на солнышке, буду слушайся Петера, буду трезвой и буду выглядеть восемнадцатилетней.

Капа нашел наконец то, что его заинтересовало. Он и Джон Стейнбек собираются в Россию. Капа возьмет свою шестнадцатимиллиметровую камеру и будет писать короткие очерки, пока Стейнбек займется поисками содержания для новой книги. Я очень рада за так как это именно то, что им нужно».

Капа пытался приспособиться, найти себя в мирной жизни. Война кончилась, но оставались путешествия, незнакомые места, новые люди. Поездка в Россию была отложена. Вместо этого он поехал снимать документальный фильм в Турцию. По пути он на несколько дней остановился в Англии и написал Ингрид:

«Лондон совсем тих и спокоен. Европа все-таки кажется более настоящей и бодрящей после Штатов. Каждую минуту, когда я иду в бар, на спектакль, на прогулку по туманным улицам, я хочу, чтобы ты была здесь, со мною».

Из Стамбула он писал:

«Сейчас воскресный полдень. Сижу на террасе своей комнаты с видом на Босфор, минареты и вижу только твое лицо. Я говорил тебе в последний раз, что хотел бы знать, как буду себя чувствовать, оказавшись вдали от тебя, в полном одиночестве. Теперь я это знаю. В нашем мире все ценности фальшивы, и мы не можем позволить себе роскошь быть побежденными... Я опять репортер, и это прекрасно. Сплю в незнакомых гостиницах, читаю по ночам и пытаюсь ухватить все проблемы страны в короткое время. Так хорошо работать, думать и быть одиноким. Мне нужно было подвести итоги последнего года, и чтобы сделать это, мне пришлось уехать. Сейчас я просто счастлив, что остановился в Берлине, потом уехал в Голливуд, а когда понял, что пришло время, начал писать. В Турции совсем нет шампанского. Все, что я могу пить, — это арак — разновидность абсента или перно. Я очень хороший мальчик. А как ты? Как ты ведешь себя под своими доспехами? Надеюсь, ты сможешь ускорить подготовку фильма и начать сниматься следующим летом во Франции. Пожалуйста, слушай и мой голос».

Ингрид писала Рут: