Моя жизнь

считаю, что вы уже и так внесли свой посильный вклад.

Я внял его уговорам и стал готовиться к отъезду в Индию.

XLIII. НА РОДИНУ

М-р Калленбах сопровождал меня в Англию, намереваясь поехать оттуда в

Индию. Мы жили вместе и теперь, разумеется, хотели плыть на одном пароходе.

Но немцы в Англии находились под таким строгим надзором, что мы сильно

сомневались, получит ли Калленбах паспорт. Я принимал для этого все меры, а

м-р Робертс, сочувствовавший нам, телеграфировал вице-королю. Ответ лорда

Хардинга гласил: "К сожалению, правительство Индии не склонно идти на риск".

Мы поняли, что означает такой ответ.

Очень тяжело мне было расставаться с Калленбахом, но я видел, что он

страдает еще больше. Если бы ему тогда удалось приехать в Индию, он теперь

вел бы простую счастливую жизнь земледельца и ткача. Ныне же он архитектор

и, как прежде, живет в Южной Африке.

На судах пароходной компании, обслуживавшей эту линию, не было третьего

класса, и нам пришлось ехать вторым.

Мы взяли с собой сухие фрукты, привезенные еще из Южной Африки. На

пароходе их достать было невозможно, хотя свежих фруктов было много.

Д-р Дживрадж Мехта наложил мне на ребра бандажи и просил не снимать, пока

мы не достигнем Красного моря. В течение двух первых дней я терпел это

неудобство, но в конце концов терпение мое лопнуло. С великим трудом удалось

мне освободиться от бандажей и вновь обрести возможность как следует мыться

и принимать ванну.

Пища моя состояла главным образом из орехов и фруктов. Здоровье же с

каждым днем улучшалось, и в Суэцком канале я почувствовал себя уже гораздо

лучше. Я был еще слаб, но опасность совершенно миновала, и постепенно я стал

увеличивать свои упражнения. Улучшение в своем состоянии я приписывал

главным образом чистому воздуху умеренной зоны.

Не знаю почему, но на этом пароходе грань, разделявшая пассажиров-англичан

и индийцев, - была резче той, которую мне пришлось наблюдать на пути из

Южной Африки. Я разговаривал с некоторыми англичанами, но разговор носил

формальный характер. Тех сердечных бесед, которые бывали на южноафриканских

пароходах, не было и в помине. Мне кажется, основная причина заключалась в

том, что в глубине души англичане сознательно или бессознательно чувствовали

себя представителями господствующей расы; индийцев же угнетало ощущение, что

они принадлежат к порабощенной расе.

Мне хотелось поскорее добраться до дому, чтобы избавиться от этой

обстановки.

В Адене мы почувствовали себя почти дома. Я знал аденцев очень хорошо, так

как еще в Дурбане познакомился и сблизился с м-ром Кекобадом Кавасджи Диншоу

и его женой.

Еще через несколько дней мы прибыли в Бомбей. Я был вне себя от радости, ступив на родную землю после десятилетнего изгнания.

Несмотря на то что Гокхале был не вполне здоров, он организовал мне

встречу в Бомбее, для чего специально приехал туда. Я возвращался в Индию с

пламенной надеждой соединиться с ним душой и тем самым почувствовать себя

свободным. Но судьба судила иначе.

XLIV. НЕКОТОРЫЕ ВОСПОМИНАНИЯ ОБ АДВОКАТУРЕ

Прежде чем перейти к рассказу о жизни в Индии, нужно вспомнить о некоторых

переживаниях в Южной Африке, рассказ о которых я сознательно опустил.

Друзья-юристы просили меня поделиться воспоминаниями об адвокатуре. Этих

воспоминаний так много, что они могли бы составить целый том и отвлекли бы

меня от основной цели повествования. Но о том, что имеет отношение к поискам

истины, пожалуй, стоит рассказать.

Я уже говорил, кажется, что в своих профессиональных делах я никогда не

прибегал ко лжи; юридическую же практику старался подчинить интересам

общественной деятельности, за которую не требовал никакого вознаграждения, кроме возмещения своих собственных расходов, да и эти расходы мне подчас

приходилось возмещать из своего кармана. Я считал, что, сказав это, я

рассказал все, что было необходимо, о своей юридической практике. Но друзья

хотят от меня большего. Они, по-видимому, считают, что если бы я описал, пусть даже в самых общих чертах, некоторые случаи, когда я отказывался

уклоняться от истины, то это принесло бы пользу юристам.

Будучи студентом, я не раз слышал, что профессия юриста - это профессия

лжеца. Однако это не оказало на меня ни малейшего влияния, поскольку у меня

не было намерения с помощью лжи добиваться положения или денег.

Мой принцип много раз подвергался испытаниям в Южной Африке. Часто я знал, что мои оппоненты подговаривают своих свидетелей и что стоит мне лишь

посоветовать клиенту или его свидетелю солгать - и мы выиграем дело. Но я

всегда противился такому искушению. Помню только один случай, когда, выиграв

дело, я заподозрил, что клиент обманул меня. В глубине души я всегда желал

выиграть только в том случае, если дело клиента было правое. Не припомню, чтобы, определяя свой гонорар, я обусловливал его выигрышем дела. Проигрывал

или выигрывал клиент, я ожидал получить не больше и не меньше обычного.

Я предупреждал каждого клиента, что не возьмусь за неправое дело и не

стану запутывать свидетелей. В результате я создал себе такую репутацию, что

ко мне не попадало ни одного неправого дела. Некоторые клиенты поручали мне