Моя жизнь

наблюдениям, чиновники относятся к пассажирам третьего класса не как к

равным себе, а как к стаду баранов. Говорят с ними пренебрежительно и не

удостаивают их ни ответом, ни объяснениями; пассажиры третьего класса должны

беспрекословно подчиняться чиновнику, словно они его слуги. Чиновник может

безнаказанно оскорбить и даже ударить пассажира, а билет продаст ему только

после того, как причинит массу неприятностей, включая даже опоздание на

поезд. Все это я видел собственными глазами. И такое положение не изменится

до тех пор, пока богатые и образованные не откажутся от привилегий, недоступных для бедняков, и не станут ездить в третьем классе, чтобы повести

борьбу с грубостью и несправедливостью, вместо того, чтобы рассматривать всё

это как обычное явление.

Повсюду в Катхиаваре я слышал жалобы на притеснения в вирамгамской таможне

и потому решил немедленно воспользоваться предложением лорда Уиллингдона. Я

собрал и прочитал все материалы по этому вопросу и, убедившись в полной

обоснованности всех жалоб, вступил в переписку с бомбейским правительством.

Я побывал у личного секретаря лорда Уиллингдона, а также нанес визит его

превосходительству. Лорд Уиллингдон выразил свое сочувствие, но переложил

всю вину на власти в Дели.

- Будь это в наших руках, мы давно бы сняли этот кордон. Вы должны

обратиться по этому вопросу к индийскому правительству, - сказал секретарь.

Я написал письмо индийскому правительству, но не получил никакого ответа, кроме уведомления о получении. Только позднее, когда мне представился случай

встретиться с лордом Челмсфордом, удалось добиться положительного решения по

этому вопросу. Когда же я изложил лорду Челмсфорду факты, он был весьма

удивлен, так как, оказывается, ничего не знал об этом. Терпеливо выслушав

меня, он тотчас затребовал по телефону дело о Вирамгаме и пообещал снять

кордон, если местные власти не докажут, что необходимо его сохранить.

Несколько дней спустя я прочел в газетах, что таможенный кордон в Вирамгаме

ликвидирован.

Я считал это событие началом сатьяграхи в Индии, поскольку во время моих

переговоров с бомбейским правительством секретарь выразил недовольство по

поводу упоминания о сатьяграхе в речи, которую я произнес в Богасре

(Катхиавар).

- Не угроза ли это? - спросил он. - Неужели вы думаете, что сильное

правительство уступит угрозам?

- Это не угроза, - ответил я, - а воспитание народа. Моя обязанность -

указать народу все законные средства борьбы с обидчиками. Нация, которая

желает стать самостоятельной, должна знать все пути и способы достижения

свободы. Обычно в качестве последнего средства прибегают к насилию.

Сатьяграха, напротив, представляет собой абсолютно ненасильственный метод

борьбы. Я считаю своей обязанностью разъяснять населению, как и в каких

пределах им пользоваться. Не сомневаюсь, что английское правительство -

правительство сильное, но не сомневаюсь также и в том, что сатьяграха - в

высшей степени действенное средство.

Умный секретарь скептически покачал головой и сказал:

- Посмотрим.

IV. ШАНТИНИКЕТОН

Из Раджкота я направился в Шантиникетон. Учащиеся и преподаватели осыпали

меня знаками внимания. Прием был изумительным сочетанием простоты, изящества

и любви. Здесь я впервые встретился с Какасахибом Калелкаром.

Тогда я не знал, почему Калелкара называли "Какасахиб". Оказалось, адвокат

Кешаврао Дешпанде, с которым мы были друзьями в период пребывания в Англии, руководивший школой в княжестве Барода под названием "Ганганат Видьялайя", давал учителям родовые имена, стараясь создать в Видьялайе семейную

обстановку. Адвоката Калелкара, в то время учителя, стали называть "Кака"

(буквально - дядя со стороны отца), Пхадке называли "Мама" (дядя со стороны

матери), а Харихар Шарма получил имя "Анна" (брат). Другим тоже дали

соответствующие имена. Впоследствии к этой "семье" присоединились Ананд

(Свами) в качестве друга Каки и Патвардхан (Аппа) - в качестве друга Мамы.

Все они с течением времени стали моими товарищами по работе. Самого адвоката

Дешпанде обычно называли "Сахиб". Когда Видьялайя пришлось распустить,

"семья" также распалась, но ее члены никогда не порывали духовных связей и

не забывали своих прозвищ.

Стремясь накопить опыт, Какасахиб работал в различных организациях, и

когда я приехал, он оказался в Шантиникетоне. Чинтаман Шастри, принадлежавший к тому же братству, также был там. Оба преподавали санскрит.

Колонистам из Феникса было отведено в Шантиникетоне отдельное помещение.

Во главе колонии стоял Маганлал Ганди. Он взял на себя наблюдение за строгим

выполнением всех правил фениксского ашрама. Я видел, что благодаря своему

любовному отношению к людям, знаниям и настойчивости он пользовался большим

влиянием во всем Шантиникетоне.

В то время там жили Эндрюс и Пирсон. Из бенгальских учителей мы довольно

тесно сошлись с Джагаданандбабу, Непалбабу, Сантошбабу, Кшитимоханбабу, Нагенбабу, Шарадбабу и Калибабу.

По своему обыкновению я быстро подружился с преподавателями и учащимися и

повел с ними речь о самообслуживании. Я сказал преподавателям, что если и