Моя жизнь

они. - Подействовать может лишь ваше присутствие.

Я сел в автомобиль. Около Пайдхуни собралась огромная толпа. Увидев меня, люди буквально обезумели от радости. Мгновенно организовалась процессия.

Раздавались крики "Банде Матарам" (*) и "Аллах-и-акбар" (**). В Пайдхуни мы

столкнулись с отрядом конной полиции. Из толпы полетели обломки кирпичей. Я

убеждал толпу сохранять спокойствие, но, казалось, град кирпичей неиссякаем.

С улицы Абдур Рахмана процессия направилась к Кроуфорд Маркет, где

столкнулась с новым отрядом конной полиции, преградившей ей дорогу к Форту.

Толпа сжалась и почти что прорвалась через полицейский кордон. Поднялся

такой шум, что моего голоса совершенно не стало слышно. Начальник конной

полиции отдал приказ рассеять толпу. Конные полицейские, размахивая пиками, бросились на людей. В какой-то момент мне показалось, что я пострадаю. Но

мои опасения были напрасны. Уланы пронеслись мимо, только грохнув пиками по

автомобилю. Вскоре ряды процессии смешались, возник полнейший беспорядок.

Народ обратился в бегство. Некоторые были сбиты с ног и раздавлены, другие

сильно изувечены. Выбраться из бурлящего скопления человеческих тел было

невозможно. Уланы, не глядя, пробивались через толпу. Не думаю, чтобы они

отдавали себе отчет в своих действиях. Зрелище было страшное. Пешие и конные

смешались в диком беспорядке.

(* "Банде Матарам!" - "Привет тебе, Родина-мать!" - Начальные слова гимна

бенгальского поэта Б. Ч. Чаттерджи (1838-1894). *)

(** "Аллах-и-акбар!" ("Велик Аллах!") - восклицание, принятое у мусульман.

**)

Так толпа была рассеяна, и дальнейшее шествие приостановлено. Наш

автомобиль получил разрешение двинуться дальше. Я остановился перед

резиденцией комиссара и направился к нему, чтобы пожаловаться на полицию.

XXXII. НЕЗАБЫВАЕМАЯ НЕДЕЛЯ (продолжение)

Итак, я отправился к комиссару м-ру Гриффиту. Лестница, ведущая в кабинет, была запружена солдатами, вооруженными с ног до головы словно для военных

действий. На веранде царило возбуждение. Когда я вошел в кабинет комиссара, я увидел м-ра Боуринга, сидевшего рядом с м-ром Гриффитом.

Я рассказал комиссару о сценах, свидетелем которых был. Он резко ответил:

- Я не хотел допустить толпу к Форту - беспорядки были бы тогда неизбежны.

Увидев, что толпа не поддается никаким увещаниям, я вынужден был отдать

приказ конной полиции рассеять толпу.

- Но, - возразил я, - вы ведь знали, каковы будут последствия. Лошади

буквально топтали людей. Я считаю, что не было никакой необходимости

высылать так много конных полицейских.

- Не вам судить об этом, - сказал комиссар. - Мы, полицейские офицеры, хорошо знаем, какое влияние на народ имеет ваше учение. И если бы мы вовремя

не приняли жестких мер, мы не были бы господами положения. Уверяю вас, что

вам не удастся удержать народ под своим контролем. Он очень быстро усвоит

вашу проповедь неповиновения законам, но не поймет необходимости сохранять

спокойствие. Лично я не сомневаюсь в ваших намерениях, но народ вас не

поймет. Он будет следовать своим инстинктам.

- В этом я не согласен с вами, - сказал я. - Наш народ по природе

противник насилия, он миролюбив.

Так мы спорили довольно долго. Наконец, м-р Гриффит спросил:

- Предположим, вы убедитесь, что народ не понимает вашего учения, что вы

тогда станете делать?

- Если бы я в этом убедился, я бы приостановил гражданское неповиновение,

- ответил я.

- Что же вы хотите этим сказать? Вы сказали м-ру Боурингу, что поедете в

Пенджаб, как только вас освободят.

- Да, я хотел отправиться туда следующим же поездом. Но сегодня об этом не

может быть и речи.

- Подождите еще немного и вы убедитесь, что народ не понимает ваше учение.

Знаете ли вы, что делается в Ахмадабаде? А что было в Амритсаре? Народ

буквально обезумел. Я еще не располагаю полной информацией. Телеграфные

провода в некоторых местах перерезаны. Предупреждаю, что ответственность за

эти беспорядки ложится на вас.

- Уверяю вас, я охотно возьму на себя ответственность, если в этом будет

необходимость. Я был бы очень огорчен и удивлен, если бы узнал, что в

Ахмадабаде произошли беспорядки. Но за Амритсар я не отвечаю. Там я никогда

не был, и ни один человек меня там не знает. Я вполне убежден, что если бы

пенджабское правительство не препятствовало моему приезду в Пенджаб, мне

удалось бы оказать значительную помощь в поддержании спокойствия в этой

провинции. Задержав меня, правительство только спровоцировало население на

волнения.

Так мы спорили и никак не могли договориться. Я заявил комиссару, что

решил выступить на митинге в Чоупати с обращением к населению сохранять

спокойствие. На этом мы распрощались.

Митинг состоялся на чоупатийских песках. Я говорил о необходимости

ненасилия, об ограниченности сатьяграхи, заявив:

- Сатьяграха, в сущности, есть оружие верных истине. Сатьяграх клянется не

прибегать к насилию, и до тех пор, пока народ не будет соблюдать это в

мыслях, словах и поступках, я не могу объявить массовой сатьяграхи.

Анасуябехн также получила сведения о беспорядках в Ахмадабаде. Кто-то

распространил слух, что и она арестована. фабричные рабочие при этом