Моя жизнь

сатьяграхой, и я удивлялся, как я мог упустить из виду столь очевидное

обстоятельство. Я понял: чтобы быть готовым к проведению гражданского

неповиновения, народ должен основательно постигнуть его глубочайший смысл. И

потому-то я и считал, что прежде, чем вновь начинать гражданское

неповиновение в массовом масштабе, нужно создать группу прекрасно обученных, чистых душой добровольцев, полностью усвоивших истинный смысл сатьяграхи.

Они смогут разъяснить его народу и благодаря своей неослабной бдительности

не дадут народу сбиться с правильного пути.

Я приехал в Бомбей, одолеваемый этими мыслями. Здесь с помощью "Сатьяграха

сабха" я организовал отряд добровольцев-сатьяграхов и вместе с ними начал

разъяснять народу значение и внутренний смысл сатьяграхи. Эта работа велась

главным образом посредством распространения листовок, в которых давались

соответствующие разъяснения.

В ходе работы мне пришлось убедиться, что очень трудно заинтересовать

народ мирной стороной сатьяграхи. Добровольцев также оказалось немного.

Записавшиеся же не желали учиться систематически, а в дальнейшем число

новобранцев сатьяграхи не увеличивалось, а уменьшалось с каждым днем.

Воспитание в духе гражданского неповиновения шло не так быстро, как я

ожидал.

XXXIV. "НАВАДЖИВАН" И "ЯНГ ИНДИА"

В то время как медленно, но неуклонно развивалось движение за

ненасильственные методы борьбы, правительственная политика незаконных

репрессий была в полном разгаре и проявлялась в Пенджабе особенно резко.

Лидеры были арестованы, провинция объявлена на военном положении. Царил

полнейший произвол. Везде были созданы специальные трибуналы, которые стали, однако, отнюдь не судами справедливости, а орудием деспотической воли.

Приговоры выносились без достаточных оснований, чем нарушалась самая

элементарная справедливость. В Амритсаре ни в чем не повинных мужчин и

женщин заставили как червей ползать на животе. Перед лицом таких беззаконий

для меня утратила свое значение даже трагедия в Джалианвала Багх, хотя

именно эта бойня привлекла к себе внимание Индии и всего мира.

Меня убеждали поскорее поехать в Пенджаб, не думая о последствиях. Я не

раз писал и телеграфировал вице-королю, испрашивая разрешение для поездки

туда, но тщетно. Если бы я поехал туда без разрешения, мне не позволили бы

даже пересечь границу Пенджаба, и пришлось бы довольствоваться лишь актом

гражданского неповиновения. Я очутился перед серьезной дилеммой. При

создавшемся положении нарушение запрета о въезде в Пенджаб, как мне

казалось, вряд ли можно было расценивать как акт гражданского неповиновения, так как я не видел вокруг себя, как мне хотелось, миролюбивой атмосферы. А

безудержные репрессии в Пенджабе могли вызвать еще большее негодование.

Поэтому начать гражданское неповиновение в такой момент было бы равносильно

раздуванию пламени. Вот почему, несмотря на просьбу друзей, я решил не ехать

в Пенджаб. Пришлось проглотить эту горькую пилюлю. Ежедневно из Пенджаба

поступали сведения о новых актах несправедливости и произвола, мне же

оставалось лишь бессильно сидеть на месте и скрежетать зубами.

В этот момент неожиданно был арестован м-р Хорниман, руководивший газетой

"Бомбей кроникл", которая стала к этому времени грозной силой. Этот акт

правительства показался мне до такой степени отвратительным, что я до сих

пор ощущаю его дурной запах. Я знал, что м-р Хорниман никогда не стремился

нарушить закон. Ему не понравилось, что я без разрешения комитета сатьяграхи

нарушил запрет на въезд в Пенджаб, и он полностью одобрил решение о

прекращении гражданского неповиновения. Я даже получил от него письмо, написанное до того, как я объявил о своем решении, в котором он советовал

прекратить гражданское неповиновение. Только из-за того, что Бомбей

расположен слишком далеко от Ахмадабада, письмо его прибыло уже после

обнародования моего призыва. Поэтому внезапная высылка Хорнимана в

одинаковой мере огорчила и удивила меня.

В результате этих событий управляющие "Бомбей кроникл" предложили мне

взять на себя издание газеты. М-р Брелви уже был в составе редакции, так что

работы на мою долю пришлось бы немного, но все же при моем характере это

означало бы для меня дополнительную нагрузку.

Однако правительство, так сказать, само пришло мне на помощь, запретив

"Бомбей кроникл".

Мои друзья Умар Собани и Шанкарлал Банкер, издававшие "Бомбей кроникл", выпускали также газету "Янг Индиа". Они предложили мне быть редактором

последней и выпускать ее не один, а два раза в неделю, чтобы заполнить

брешь, образовавшуюся в результате закрытия "Бомбей кроникл". Это

соответствовало и моим желаниям. Мне давно хотелось объяснить обществу

внутренний смысл сатьяграхи; кроме того, я надеялся, что через газету мне

удастся объективно освещать положение в Пенджабе. Ибо во всем, что я писал, была потенциальная сатьяграха, и правительство знало об этом. Поэтому я

охотно принял предложение друзей.

Но разве можно было пропагандировать в народе сатьяграху через газету, выходившую на английском языке? Основным полем моей деятельности был