Моя жизнь

недовольство по этому поводу. Всякий раз, как они встречаются с магистром

или бакалавром, или даже с обладателем аттестата зрелости, они чувствуют

себя неловко оттого, что им недостает школьного образования.

Тем не менее я считаю, что если бы я настоял на их обучении в школе, они

не получили бы того, что могла им дать только школа жизни или постоянное

общение с родителями. Я никогда не чувствовал бы себя спокойным за них, как

теперь, а искусственное воспитание, которое они могли бы получить в Англии

или в Южной Африке, будучи оторванными от меня, никогда не научило бы их той

простоте и готовности служить обществу, которую они проявляют теперь.

Искусственно приобретенные там жизненные навыки могли бы стать серьезной

помехой для моей общественной деятельности. Но хотя мне не удалось дать

детям общее образование, которое отвечало бы и моим запросам и их, все же, оглядываясь на прошлое, я не могу сказать, что не сделал всего, что обязан

был сделать для них по мере своих сил. Не сожалею я и о том, что не посылал

их в школу. Мне всегда казалось, что нежелательные для меня черты в старшем

сыне до некоторой степени - отголосок моих собственных недостатков, свойственных мне в юные годы, когда не было еще самодисциплины и ясной цели

в жизни. Я считаю, что то время было для меня периодом незрелости ума и

слабости характера. Но оно совпало с наиболее впечатлительным возрастом

сына. Он, естественно, не хочет признать, что то был для меня период

слабости и неопытности, а, наоборот, полагает, что это самое светлое время

моей жизни и что изменения, происшедшие впоследствии, вызваны заблуждением, которое я неправильно называю просветлением. И действительно, почему бы ему

не думать, что мои юные годы были периодом пробуждения, а последующие -

годами радикальной перемены, годами заблуждений и самомнений? Друзья часто

ставили меня в тупик такими вопросами: что было бы плохого в том, если бы я

дал сыновьям академическое образование? Какое право имел я подрезать им

крылья? Зачем я помешал им приобрести ученые степени и избрать карьеру по

собственному вкусу?

Вопросы эти, мне кажется, не имеют особого смысла. Мне приходилось

сталкиваться со многими учащимися. Я пытался сам или через посредство других

применять по отношению к другим детям свои "новшества" в области образования

и видел результаты этого. Я знаю многих молодых людей, сверстников моих

сыновей, и не нахожу, что они лучше их или что мои сыновья могут у них

многому научиться.

Будущее покажет, каков окончательный результат моих экспериментов. Цель

обсуждения этого предмета в данной главе заключается в том, чтобы

предоставить возможность изучающему историю цивилизации проследить разницу

между систематическим обучением дома и в школе и познакомиться с вопросом о

значении для детей изменений, вносимых родителями в свою жизнь. Эта глава

призвана также показать, как далеко могут завести приверженца истины его

искания, а также продемонстрировать приверженцу свободы, как много жертв

требует эта суровая богиня. Если бы я был лишен чувства собственного

достоинства и стремился бы к тому, чтобы мои дети получили такое

образование, которое не могут получить другие, то я, наверное, лишил бы их

наглядного урока свободы и самоуважения, который я им преподал за счет

общего образования. Когда приходится выбирать между свободой и учением, кто

же станет отрицать, что свобода в тысячу раз предпочтительнее учения?

Юноши, которых я в 1920 году вырвал из этих оплотов рабства - школ и

колледжей - и которым я советовал во имя свободы лучше остаться

необразованными и стать каменщиками, чем получить общее образование в цепях

рабства, вероятно, сумеют понять теперь, чем был вызван такой совет.

VI. ДУХ СЛУЖЕНИЯ

Моя профессиональная деятельность развивалась довольно успешно, но я не

испытывал удовлетворения от этого. Меня постоянно волновал вопрос, как бы

еще упростить свой образ жизни и совершить какой-нибудь конкретный акт

служения своим соотечественникам. Однажды ко мне в дверь постучался

прокаженный. У меня не хватило духу ограничиться лишь тем, чтобы накормить

его, и я приютил его у себя, перевязывал ему раны и ухаживал за ним. Но это

не могло продолжаться бесконечно: не было материальных возможностей, да и не

хватало силы воли держать его у себя постоянно. В конце концов я отправил

его в государственную больницу для законтрактованных рабочих.

Я продолжал испытывать чувство неудовлетворенности. Мне хотелось

гуманистической деятельности, и притом постоянной. Д-р Бут был главой миссии

св. Эйдана. Он был добрым человеком и лечил своих пациентов безвозмездно.

Благодаря щедрости парса Рустомджи оказалось возможным открыть небольшую

больницу, которой ведал д-р Бут. Мне очень хотелось служить в больнице в

качестве брата милосердия. Отпуск лекарств отнимал ежедневно один-два часа, и я решил выкроить время от занятий в конторе, чтобы исполнять обязанности

фармацевта в больничной аптеке. Большую часть моей профессиональной

деятельности составляли юридические консультации в моей конторе, дела по

передаче имущества и третейское разбирательство. Правда, у меня обычно