старшего полицейского офицера, знавшая меня. Эта смелая женщина пробралась
сквозь толпу ко мне, раскрыла свой зонтик, хотя никакого солнца уже не было, и стала между мною и толпой. Это остановило разъяренную толпу, меня
невозможно было достать, не задев м-с Александер.
Тем временем какой-то индийский юноша, видевший всю эту сцену, побежал в
полицейский участок. Старший полицейский офицер, м-р Александер, послал
полицейский отряд, чтобы окружить меня и в сохранности доставить к месту
назначения. Отряд пришел как раз вовремя. Полицейский участок находился по
дороге к дому Рустомджи. Когда мы дошли до участка, м-р Александер предложил
мне укрыться там. Но я с благодарностью отклонил его предложение. "Они, наверное, успокоятся, когда поймут свою ошибку, - сказал я. - Я верю в их
чувство справедливости". Под эскортом полиции, без дальнейших приключений я
дошел до дома Рустомджи. Все мое тело было покрыто синяками, но ссадин почти
не было. Судовой врач Дадибарджор тут же оказал мне необходимую медицинскую
помощь.
В доме было тихо, но вокруг собралась толпа белых. Надвигалась ночь, а из
толпы неслись крики: "Давайте сюда Ганди!" Предусмотрительный старший
полицейский офицер уже прибыл к дому и старался образумить толпу не при
помощи угроз, а вышучивая ее. Но все-таки он тревожился и послал сказать
мне: "Если вы не хотите, чтобы вашей семье, а также дому и имуществу вашего
друга нанесли ущерб, советую вам покинуть этот дом, переодевшись в чужое
платье".
Таким образом, в один и тот же день я последовал двум совершенно
противоположным советам. Когда опасность для жизни существовала только в
воображении, м-р Лаутон посоветовал мне выступить открыто, и я принял его
совет. Когда же опасность стала вполне реальной, другой друг дал мне совет
прямо противоположный, и я его тоже принял. Почему я так поступил? Потому
ли, что моя жизнь была в опасности, или потому, что я не хотел подвергать
риску жизнь и имущество друга, жизнь жены и детей? И в каком из этих случаев
поступил я правильно? Тогда ли, когда в первый раз вышел к толпе, или во
второй раз, когда скрылся переодетый?
Но нет смысла судить о правильности или неправильности уже совершенных
поступков. Необходимо разобраться во всем, чтобы по возможности извлечь урок
на будущее. Трудно с уверенностью сказать, как тот или иной человек будет
вести себя при определенных обстоятельствах. Но трудно и оценить человека по
его поступкам, поскольку такая оценка не будет достаточно обоснованной.
Как бы то ни было, подготовка к побегу заставила меня забыть об ушибах. По
предложению м-ра Александера я надел форму индийского полицейского, а голову
обернул мадрасским шарфом так, чтобы он меня закрывал, как шлем. Один из
двух сопровождавших меня агентов сыскной полиции переоделся индийским купцом
и загримировался, чтобы быть похожим на индийца. Как был одет другой, я
забыл. Тесным переулком мы пробрались в соседнюю лавку; через склад товаров, набитый джутовыми мешками, вышли на улицу и, проложив себе дорогу через
толпу, подошли к экипажу, который уже ждал нас в конце улицы. В нем мы
приехали в тот самый полицейский участок, где недавно м-р Александер
предлагал мне укрыться. Я был благодарен ему и агентам сыскной полиции.
В то время как я осуществлял свой побег, м-р Александер развлекал толпу
песенкой:
Повесьте старого Ганди
На дикой яблоне!
Узнав, что мы благополучно добрались до полицейского участка, он преподнес
эту новость толпе:
- Вашей жертве удалось улизнуть через соседнюю лавку. Расходитесь-ка лучше
по домам!
Некоторые рассердились, другие засмеялись, а кое-кто просто не поверил
ему:
- Ну хорошо, - сказал м-р Александер, - если вы мне не верите, выберите
одного-двух представителей, и я разрешу им войти в дом: если они найдут там
Ганди, я охотно его вам выдам. Но если Ганди там не окажется, вы должны
разойтись. Ведь не собираетесь же вы разрушить дом Рустомджи или причинять
беспокойство жене и детям Ганди?
Толпа послала своих представителей обыскать дом. Вскоре они вернулись и
сказали, что никого не нашли. Толпа стала расходиться, наконец, большинство
одобрительно высказывались о поведении старшего офицера, но некоторые
ворчали и злились.
Ныне покойный м-р Чемберлен, бывший тогда министром колоний, телеграфировал правительству Наталя, предложив ему возбудить дело против
лиц, участвовавших в нападении. М-р Эскомб пригласил меня к себе и сказал:
- Поверьте, я очень сожалею обо всех, даже самых незначительных
оскорблениях, нанесенных вам. Вы были вправе принять предложение м-ра
Лаутона и пойти на риск, но я уверен, что если бы вы более благосклонно
отнеслись к моим словам, то этой печальной истории не произошло бы. Если вы
сможете опознать виновных, я готов арестовать их и привлечь к суду. М-р
Чемберлен тоже хочет, чтобы я это сделал.
На это я ответил:
- Я не желаю возбуждать никакого дела. Вероятно, я и сумел бы опознать
одного или двух виновных, но какая польза от того, что они будут наказаны?
Кроме того, я считаю, что осуждать следует не тех, кто нападал на меня. Им
сказали, будто я распространял в Индии неверные сведения относительно белых