Моя жизнь

ответственное правительство, т. е. установилась демократия, товар же, ввезенный из Азии, представлял собой деспотию в ее чистом виде, потому что в

Азии не существовало никакого ответственного правительства и господствовала

чужеземная власть. В Южной Африке европейцы были осевшими эмигрантами. Они

стали южноафриканскими гражданами, которые контролировали ведомственных

чиновников. Теперь на сцене появились деспоты из Азии, и индийцы оказались

между молотом и наковальней.

Мне пришлось испытать на себе этот деспотизм. Меня вызвали к начальнику

ведомства, чиновнику с Цейлона. Я не преувеличиваю, говоря, что был "вызван"

к начальнику. Расскажу, как это было. Никакого письменного приказания я не

получал. Индийским деятелям часто приходилось ходить к азиатским чиновникам.

В числе этих деятелей был и шет Тайиб Ходжи Хан Мухаммад. Начальник

ведомства спросил у него, кто я и зачем приехал.

- Он наш юрисконсульт, - ответил Тайиб Шет, - и приехал сюда по нашей

просьбе.

- Ну, а мы здесь на что? Разве мы назначены не для того, чтобы вас

защищать? Что может знать Ганди о здешних условиях? - спросил этот деспот.

Таийб Шет отвечал на обвинение, как мог:

- Разумеется, вы тоже здесь нужны. Но Ганди - наш человек. Он знает наш

язык и хорошо понимает нас. Вы же в конце концов всего лишь чиновники.

Сахиб приказал Таийб Шету привести меня к нему. Я отправился к сахибу

вместе с Тайиб Шетом и другими индийцами. Нам даже не предложили сесть.

- Зачем вы приехали сюда? - спросил сахиб, обращаясь ко мне.

- Я приехал сюда по просьбе своих соотечественников, чтобы помочь им

советом, - ответил я.

- Но разве вы не знаете, что не имели права этого делать? Пропуск был

выдан вам по ошибке. Вас нельзя считать местным индийцем. Вы должны

вернуться обратно. К м-ру Чемберлену вас не допустят. Азиатское ведомство

учреждено со специальной целью защищать интересы индийцев. Итак, можете

отправляться обратно.

С этими словами он распрощался со мной, не дав мне возможности ответить.

Моих спутников он задержал, задал им хорошую головомойку и посоветовал

отправить меня обратно.

Они ушли от него в полном унынии. Мы столкнулись с совершенно

непредвиденными обстоятельствами.

III. ОБИДА ПРОГЛОЧЕНА

Я был оскорблен. Но в прошлом мне пришлось проглотить уже столько

оскорблений, что я перестал быть к ним особенно чувствительным. Поэтому я

решил забыть и об этом и стал беспристрастно наблюдать за дальнейшим ходом

событий.

Мы получили от начальника азиатского ведомства письмо, и котором

говорилось, что, так как я уже имел беседу с м-ром Чемберленом в Дурбане, следует исключить меня из состава депутации, которую он должен принять.

Это письмо в высшей степени возмутило моих товарищей. Они предложили

вообще не посылать депутацию. Я разъяснил им, что община в этом случае

оказалась бы в весьма щекотливом положении.

- Если вы не представите м-ру Чемберлену своих требований, - сказал я, -

то решат, что их у вас вообще нет. Но ведь наше ходатайство должно быть

представлено в письменном виде, и текст его уже выработан. Совершенно

неважно, прочту его я или кто-нибудь другой. М-р Чемберлен не станет

обсуждать с нами этот вопрос. Полагаю, нам надо проглотить это оскорбление.

Едва я закончил, Тайиб Шет воскликнул:

- Разве оскорбление, нанесенное вам, не равносильно оскорблению всей

общины? Разве можно забыть о том, что вы наш представитель?

- Совершенно верно, - сказал я. - Но и общине в целом придется

проглатывать подобного рода оскорбления. Разве у нас есть другой выход?

- Будь что будет, но к чему терпеть? Ничего хуже с нами не случится. Какие

еще права мы рискуем потерять? - возразил Тайиб Шет.

Возражение было остроумным, но толку от этого было мало. Я вполне сознавал

затруднительность положения общины и успокоил друзей, посоветовав им

пригласить вместо меня м-ра Джорджа Годфри, адвоката-индийца.

Итак, депутацию возглавил м-р Годфри. В своем ответе депутации м-р

Чемберлен намекнул на мое исключение из ее состава.

- Вместо того, чтобы всегда и всюду выслушивать одного и того же

представителя, неплохо повидать и других, - сказал он, пытаясь смягчить

нанесенную обиду.

Но все это вовсе не исчерпывало вопроса, а только осложняло работу общины, а также и мою. Приходилось начинать все сначала.

Некоторые укоряли меня:

- По вашему настоянию община помогала англичанам в войне, и вот к чему это

привело.

Но колкости меня не задевали.

- Я не раскаиваюсь ни в чем, - говорил я, - и продолжаю утверждать, что мы

поступили правильно, приняв участие в войне. Делая это, мы лишь исполняли

свой долг. Не следует ждать награды за труды, но всякое доброе дело в конце

концов обязательно принесет свои плоды. Забудем же о прошлом и будем думать

о задаче, стоящей перед нами в настоящий момент.

Все согласились со мной. Я добавил:

- Откровенно говоря, дело, ради которого вы меня вызвали сюда, фактически

уже сделано. Но я считаю, что я не должен уезжать из Трансвааля, даже если

вы позволите мне вернуться домой. Раньше я делал свое дело в Натале, теперь

же должен делать его здесь и в течение года даже и не помышлять о

возвращении в Индию, а приписаться к Верховному суду Трансвааля. Я