Мама знакомилась с соседями, мечтала, что будет, как жена коменданта, бесплатно бывать в театрах на всех спектаклях, на всех балетах. Отец скучал по вечерам и думал о выпивке, но крепился, поскольку серьёзность высокой должности, к которой он готовился, пьянство исключала. Как вдруг в один из будних дней на пороге нашей квартиры появилась не совсем обычная компания. Дородная красавица блондинка в длиннополом пальто нараспашку, белокурые её волосы венчала лихо сдвинутая набок кубанка, под мышкой она придерживала могучей рукой небольшой бочонок, в котором что-то бултыхалось. По бокам стояли два мальчика в кепках, кургузых пиджаках и брюках, заправленных в резиновые сапожки. Один из них, что постарше, держал в руках скрипку со смычком, а младший – чёрный потрёпанный футляр от вышеозначенного музыкального инструмента.
Дородная дама шагнула в комнату и, обведя всех нас любовным взглядом, скомандовала старшему со скрипкой: “Вова! Играй!” Мальчик прижал скрипку подбородком, взмахнул смычком, и потянулась знакомая мелодия детской песенки. “А ты, Саша, пой!” – громко обратилась она к младшему. Тот встал рядом со скрипачом и тощим голосом запел: “Колокольчик золотистый, развернись надо мной! Мы летим, парашютисты, над страной, над страной!”
Поющий пустил петуха, скрипка взяла не ту ноту. “Фальшивите!” – вскрикнула дородная дама и, вырвав смычок, со всего маху треснула им каждого по голове.
Красавицей была тётя Женя, родная сестра мамы, а мальчики – мои двоюродные братья. Тётя Женя приехала к нам из Кишинёва с детьми погостить.
Отец выглядел довольным: красавица Женя, любительница выпить, была ему всегда по душе. Бывшая циркачка, впоследствии – жена полковника Василия Андреева, отсидевшего за неосторожную шутку по 58-й статье и находящегося в бегах по причине нежелания платить алименты сыновьям. Тётя, влюбившись в молодого цыгана из молдавских степей и пристроив сыновей в приличный интернат для детей военных, ушла в цыганский табор за своим возлюбленным, какое-то время вела кочевой образ жизни, принося в табор деньги, которые она зарабатывала пением и игрой на аккордеоне. Голос у неё был чудесный, музыкальное образование получила ещё в детстве. Но не то цыган ей надоел, не то она ему, тётя Женя решила вернуться к оседлой жизни и, забрав детей из интерната, дунула к нам в Ригу.
Приятные сюрпризы на этом не кончились. Буквально на второй день после приезда тёти в Ригу приехал на гастроли московский цирк во главе с магом и чародеем – великим Кио, со своими необъяснимыми чудесами, с десятками, если не сотнями лилипутов и лилипуточек. А ещё акробаты и акробатки, кони и дикие звери, умнейшие, преисполненные чувства собственного достоинства слоны из далёкой Индии. И все они – друзья и знакомые моей удивительной тёти Жени, когда-то разгуливающей в золотом трико, золотом цилиндре под куполом цирка на натянутом канате и играющей на сверкающем золотом саксофоне. Её ценили и любили и циркачи, и зрители. И конечно же – ей все рады, и нам тоже. А отец, будущий комендант города Риги, надо сказать, был большим любителем цирка. Добро пожаловать в наш цирк, товарищ комендант!
И вот благодаря тёте-циркачке я почти каждый день бываю в цирке, восторженно пожираю глазами чудеса, творимые незабвенным Кио. Лилипуты запихивались в громадный сундук, он на цепях поднимался под купол цирка, во время подъёма из приоткрытой крышки сундука высовывались головы лилипутов. Кио медленно поднимает руку с зажатым в ней большим чёрным пистолетом… Бах!!! Под куполом цирка раскрывается с двух сторон сундук, он просматривается насквозь… но лилипутов нет! Сундук пуст. Где же они?! А они, уже улыбаясь, протискиваются между рядами восторженных и ошеломлённых зрителей, раздавая букеты свежих цветов.
Да, блистательный советский цирк в то время был на высоте. Кони, слоны, тигры, львы, пантеры, обезьяны, попугаи, дрессированные пудели, акробаты, гимнасты, летающие под куполом… Но смотреть из зрительного зала – одно, а вот проникнуть за тяжёлый бархатный занавес, из-за которого возникают все эти чудесники, – совсем другое… Ты стоишь у клеток с подуставшими тиграми и львами, гладишь обезьянок, играешь с умнейшими пуделями, заговариваешь с болтливыми попугаями. Здороваешься с загадочным маленьким народцем, именуемым лилипутами. С восхищением смотришь на пробегающих мимо тебя тяжело дышащих акробаток, лица которых покрыты слоем грима, а по нему струятся капельки пота. И запахи, запахи! Ароматы циркового закулисья навсегда останутся в таинственной памяти чувствительных ноздрей моего носа. Сладковатый, манящий запах женской пудры, жирного грима мешается с запахом конского пота, конских яблок, с резким запахом мочи диких зверей. Запах джунглей, смешанный с ароматом женского будуара восемнадцатого века.
Разумеется, в будущем эти впечатления наложат свой отпечаток и на моё театральное творчество.