Моя жизнь: до изгнания

Но попал он впросак по милости своих собратьев. Кто-то ночью ограбил продуктовый ларёк, и начальник милиции был поднят с постели и всю ночь вёл следствие, а утром отправился домой отсыпаться, и – надо же! – именно тогда наш “артист” явился к жене спящего начальника милиции за деньгами на “заграничный отрез”. Деньги, учитывая чин супруга, хотел сорвать немалые. “Ваш муж прислал меня к вам, Марья Семёновна…” Марья Семёновна пошла за деньгами, и через пару минут перед мошенником возникла грозная фигура начальника милиции города Барановичи. Начальник был без мундира, в нижнем белье, но в руке держал пистолет. Жулик всё же решил продолжить фарс, на всех женщин его игра действовала безотказно, а вдруг и сейчас… Уставившись ангельским взором в лицо начальника милиции, с той самой покоряющей улыбкой произнёс: “Друг, пойми, мне сейчас позарез нужны деньги, объяснять почему не буду… Друг, пойми…” Друг не понял, и гражданин Н. Рыбалко был осуждён по статье “Мелкое мошенничество” на два года. Причём пострадавшие дамы просили у судьи смягчить наказание обвиняемому. “Ну всё же он такой был вежливый, такой милый…”

Вот, пожалуй, и всё о бывшем польском городке. Добрый маршал Георгий Константинович Жуков распорядился вернуть полковнику Шемякину прежний пост коменданта в Германской Демократической Республике – в Бранд-Эрбисдорфе.

Конец воинской карьере

И опять Бранд-Эрбисдорф. Всё то же самое, и совсем ненадолго. Никита Сергеевич Хрущёв, придя к власти благодаря маршалу Жукову и боясь последнего, лишает его полномочий и начинает травлю великого полководца. Мой отец, прошедший с Жуковым Гражданскую и Отечественную войну, собирается ехать к опальному маршалу и продемонстрировать ему свою верность. Вместе с отцом решают отсалютовать маршалу ещё пять офицеров, все они, как и отец, выходцы с Северного Кавказа.

“Ты понимаешь, Миша, что это конец твоей карьере?” – говорит мама отцу. “Знаю, Юлечка, но иначе поступить не могу. Это долг чести”, – отвечает отец и отправляется в Россию поддержать опального героя. Через две недели после возвращения взбешённый открытой демонстрацией преданности Жукову Хрущёв увольняет моего отца в запас (правда, с правом пожизненного ношения мундира и оружия). И мы навсегда покидаем Бранд-Эрбисдорф и Германскую Демократическую Республику.

По армейским законам отец должен уходить в запас в следующем чине – чине генерала. Это не обсуждается, младшие по чину уже обращаются к отцу: “Товарищ генерал”. Портной, сняв мерку, шьёт генеральский мундир. Присланы генеральские погоны. Отец расстроен! Он не мыслит жизни без армии. Она его дом, его семья с девяти лет. Ну хоть генеральские лампасы в утешенье. И ещё одна подлянка Никиты Сергеевича и вышестоящих недругов дерзкого кавказца: отцу отменяют генеральский чин. И теперь уже до самой смерти полковник, отец отправляется с семьей в Ленинград, где ему полагается квартира. И вот я обнимаю и целую любимую бабушку, тёток – Натку и Лясика, Пепу, и ещё живы многие мои родственники по русской линии. Здравствуй, Ленинград.

Прощай, Deutschland. Здравствуй, Россия

Итак, прощай, Германия. Прощай, Саксония, Бавария, Пруссия. Прощайте, извилистые улочки небольших немецких городов, уцелевших от русских и американских бомбардировок. Прощайте, уютные кирпичные домики с весёлыми деревянными гномами в окнах.

Слово “уют” в немецком языке отсутствует. У них тепло и покой обозначаются словом “гемютлихкайт”. Я тоже навсегда расстаюсь с тем, что означает это слово, я прощаюсь с романтической природой Германии, с её зелёными холмами, с аккуратными аллеями парков, со сказочным таинственным Грюневельдом, где охотился мой отец.

Я навсегда расстаюсь со страной братьев Гримм и Гофмана. И, оставив милые сердцу черепичные крыши маленьких домов, из труб которых вьётся дымок, величественные руины рыцарских замков, попадаю в вычерченные перспективы одного из самых загадочных городов мира, на котором лежит печать его создателя, неистового императора Петра I.

Итак, Ленинград. Город, который поначалу подавил меня своей холодной строгостью, но очень быстро покорил. Город, с которым судьба связала меня навечно.

Я буду пытаться постичь и раскрыть его необычную красоту в своих рисунках, офортах и холстах, но немецкий романтический и причудливый дух литературы, поэзии и изобразительного искусства останется со мной навсегда. Я буду забывать немецкий язык, которому с прилежанием обучался в детстве, но по-прежнему восхищаться им.

И строки замечательного поэта Александра Городницкого довольно чётко выражают мои чувства по отношению к этому языку:

Спасибо за урок. Пускай вернётся снова
Немецкий чёткий слог, рокочущее слово
Из детства, из-за тридевять земель…

Итак, прощай, Дойчланд. Здравствуй, Россия.

И в тесноте, и в обиде