Моя жизнь: до изгнания

Под югом отец подразумевал город Краснодар. Генерал Плиев, с которым отец сражался в Великую Отечественную войну, собирал там однополчан, служивших в его дивизии. Мать была в ужасе. Как? Уехать из любимого города, где она училась в театральном институте, играла в Театре комедии у Николая Павловича Акимова, и, возможно, он возьмёт её снова! Уехать от любимой мамы и сводных сестёр! Опять расстаться со старыми подругами и друзьями, которых она не видела долгие годы! Нет! Ни за что! Я тоже ни за что не хотел покидать город, где часто видел любимую бабушку и повзрослевшую рыжую Натку, Валентину и их весёлого отца Пепу, обучавшего меня игре на мандолине.

Мать носилась по Ленинграду, ища повод, чтобы навсегда в нём остаться. Но всё было безуспешно. И в голове у мамы возник довольно необычный план, его осуществление давало нам шанс не покидать Ленинград. В один из летних дней, когда отца не было дома, мать спросила меня: “Ты хочешь остаться в Ленинграде? – И, заранее зная ответ, прибавила: – Тогда садись и рисуй. Рисуй что хочешь. Вот тебе акварельные краски, кисточка и бумага. Твои рисунки я покажу в художественной школе, и, если они понравятся, тебя допустят к экзамену по рисунку и живописи. Если справишься и тебя примут, мы останемся в Ленинграде. А отец, если хочет жить в Краснодаре, пусть едет один”.

Я – и буду художником? Ведь отец всегда видел меня только военным! Каждое лето я топал по пыльным дорогам с солдатами, лежал на полигонах, стрелял из винтовок и автоматов, приучаясь с малых лет к армейскому быту. Конечно, рисовать пиратов было интереснее, чем стрелять по движущейся или неподвижной мишени. Но что я должен рисовать сейчас, чтобы мои рисунки понравились и меня допустили к экзаменам? “Рисуй что хочешь”, – сказала мама. И на бумаге стали возникать фигуры джентльменов удачи: таверна “Адмирал Бенбоу”, порт с одноногим Джоном Сильвером, прозванным Окороком…

…Я был принят сразу во второй класс Средней художественной школы при Институте живописи, скульптуры и архитектуры имени И.Е. Репина. Педагоги, просмотрев мои рисунки, сказали маме, что они “тянут” на второй. А Леонид Сергеевич Шолохов произнёс: “Этого парнишку мы берём. Пропорции ни к чёрту не годятся, но зато у него есть свой мир, это главное. А правильным пропорциям мы его подучим”. И, говоря высоким штилем, вместо воинского стана, который готовил мне отец, меня ждал храм Аполлона, уготованный Провидением. И вот первого сентября 1957 года я вхожу в знаменитое здание бывшей императорской Академии изящных искусств города Санкт-Петербурга. В широко распахнутых высоченных дубовых дверях Академии оглядываюсь и вижу двух молчаливых сфинксов, привезённых из далёкого Египта, за ними катит серые волны величественная Нева… Я действительно вступаю в храм Искусства.

Сэ, Хэ, Ша!

Девятилетний красноармеец, прошедший в боях Гражданскую войну, сумел окончить экстерном Академию имени Фрунзе и академию Генерального штаба – это мой отец. Почему я сейчас об этом вспомнил? Да потому, что доучиться в Средней художественной школе – СХШ – мне было не суждено: меня исключили за пагубное влияние на соучеников без права продолжить учёбу в какой-либо другой художественной школе. Наверное, предчувствуя это, я яростно овладевал знаниями, касающимися профессии художника, стремясь проникнуть во все тонкости выбранного нелёгкого ремесла, и экстерном сумел пройти многие ступени художественных навыков.

Были ли для меня стены здания, объявленного в восемнадцатом веке местом учения изящным искусствам, мистическим пространством? Безусловно! Именно отсюда вышли мои любимые мастера живописи, ваяния и архитектуры ушедших времён: боготворимый мною Рокотов, удивительный новатор Александр Иванов, великий Карл Брюллов, мистический философ Николай Ге, беспощадный Василий Верещагин, запечатлевший лики войны, необъяснимые Куинджи и Айвазовский, трагический Врубель… Да и сколько ещё вышло из этих стен великих и любимых служителей Аполлона! А столетием позже – и мои старшие друзья, вдохновители, борцы с рутиной соц-арта: Александр Арефьев, Владимир Шагин, Олег Целков, Борис Заборов, Эдуард Кочергин. Здесь меня научили правильно держать кисть, в точных пропорциях смешивать краски для получения нужного колера, умело пользоваться карандашом, чтобы на листе бумаги провести безупречную линию и овладеть искусством штриховки. Замечательный скульптор и педагог Валентина Николаевна Китайгородская учила меня лепке лица и человеческого тела. Но главное – нас учили профессионализму. Это бесчисленные карандашные и акварельные зарисовки с натуры: люди, животные, предметы, деревья, пейзажи. Это портреты и обнажённые фигуры натурщиков, постановочные натюрморты и сложные композиции на заданные темы на ежедневных занятиях в мастерских живописью, рисунком, скульптурой.