Моя жизнь: до изгнания

Когда мой отец на зависть соседям купил телевизор, семейство Купцов во главе с дядей Сашей приходило запросто к нам “на телевизор”, и, если на голубом экране герой целовал героиню, дядя Саша строго командовал приёмной дочери: “Верочка! Отвернись”. Девочка отворачивала голову и через минуту спрашивала: “А теперь можно?” “Можно”, – ответствовал блюститель нравственности. И всем становилось ясно, что кто-кто, а такой отчим никогда не даст Верочке сбиться с пути истинного.

Но вот однажды в воскресный день, когда все соседи толклись на кухне, по обыкновению сплетничая и перебраниваясь, из комнаты Купцов выбежала полуголая двенадцатилетняя Верочка с криками: “Дядя Саша хотел меня изнасиловать!” Дядю Сашу арестовали, судили и дали пятёрку лагерей. На суде все соседи выступили с гневными обвинениями. Я был единственный, пытавшийся выступить в защиту маляра-альфрейщика. Но мой голос утонул в злобных воплях: “Да что его слушать, он же сумасшедший, недавно из психбольницы вышел!” Проходя с конвойными мимо меня, дядя Саша тихо бросил мне: “Спасибо, Миша”.

Дело действительно было тёмное. Через полтора года у заключённого Александра Купица был обнаружен рак лёгких последней стадии. И дальше происходит совсем странное… Его отпускают домой умирать. К травмированной дочке, к оскорблённой жене, в ту же самую коммуналку, в ту же самую комнату, где он якобы чуть не совершил насилие. Мою защиту дядя Саша не забыл, показал мне рентгеновские снимки больных лёгких, по ним расползаются какие-то беловатые пятна. “Это и есть рак! – радостно тычет в них пальцем дядя Саша. – Я этот рак заработал, когда покрывал финским лаком паркет у одного профессора. Химия ноздри разъедала, а я бутылку оглушил и сдуру заснул среди этой химии. Вот тогда-то мне лёгкие и выжгло. Врачи думают, что ещё годика два протяну”.

Но ушёл из жизни маляр-альфрейщик гораздо раньше. Он катастрофически быстро худел и вскоре стал походить на призрак. Соседи требовали, чтобы он не появлялся на кухне, потому что может случайно “заразить еду”. Панька вопила, что “ракавые бахтерии теперича посереди нас!”. Я заходил к нему в комнату, сидел у его кровати, пытаясь утешить: “Ещё поработаем, дядя Саша!” “Чем поработаем? Вот этим?” – негромким сиплым голосом произносил он и медленно, с усилием вынимал из-под простыни руку. Страшное зрелище – распухшие костяшки пальцев, обтянутые тонкой, потемневшей кожей. “Миша! Настя с Веркой ежедневно орут на меня. Когда я сдохну, всё время спрашивают. Говорят, что всю комнату провонял. Я не смерти боюсь, я их боюсь, коллега”.

А через пару дней по грязному коридору нашей коммуналки ползло подобие человека в белой ночной рубахе. Высохшая тощая задница, обтянутые желтоватой кожей кости ног. Существо ползёт к двери кухни, приподнимает обезображенную болезнью голову к соседям, перешагивающим через него с кастрюлями в вытянутых руках, и пытается кричать, но вместо крика слышно только хриплое: “Соседи! Спасите меня! Настя с Верой хотят меня убить. Хотят задушить. Вызовите милицию”.

Милицию никто не вызывает, и вскоре Настя с Верочкой уносят несчастного обратно в комнату. А на следующее утро в коридор выбегает Настя, громко причитая, что Саша умер. Я вышел из комнаты, подошёл к плачущей соседке и, наклонившись к её уху, произнёс: “Подушкой своего Сашу одна душила или Верочка помогала? Посажу я тебя, суку”. Новоиспечённая вдова испуганно вытаращила на меня бесцветные зенки – и шасть к себе в комнату.

Затянувшиеся проводы покойника и знакомство с виселицей

Итак, маляр-альфрейщик умер. Настя с Верочкой, оставив тело покойного в комнате, исчезают из квартиры. На дворе лето, и все соседи, взяв детей, уехали на дачи. В большой опустевшей квартире я и мёртвый дядя Саша, тихо лежащий за стеной. У этой стены стоит купленная мною старенькая фисгармония, на которой я импровизирую, чтобы не чувствовать одиночества. Ночью (благо Сержанта Паньки нет) оставляю на кухне и в коридоре включённым свет, но, решив пойти в туалет, сначала высовываю голову и пугливо смотрю в коридор: мне слышатся какие-то непонятные шорохи и мерещится ползущий по коридору полуголый труп.

Днём в квартире раздаётся звонок, на пороге стоит милиционер. Узнав, что, кроме меня и покойника, лежащего в запертой комнате с открытым окном, никого в квартире нет, он просит меня выйти на лестницу чёрного хода, где меня хотят о чём-то спросить сотрудники уголовного розыска. На лестнице обнаруживаю сидящего на подоконнике молодого мужчину в тёмном костюме. Показав мне удостоверение сотрудника милиции, он просит подняться на чердак, где меня ждёт другой сотрудник УГРО.