Моя жизнь: до изгнания

Я достал первые тома. Они были красивого тёпло-зелёного цвета с красно-коричневыми кожаными корешками и золотым тиснением, а на пожелтевшей бумаге напечатаны дельные статьи об интересующих меня художниках. Главное же – статьи были снабжены репродукциями. Изображения в основном чёрно-белые, размеры маленькие, но они были! Крошечные изображения картин импрессионистов, фовистов, футуристов… Я впервые увидел работы Томмазо Маринетти, Джакомо Баллы, Джино Северини. Цветная репродукция “Жена короля” Поля Гогена покорила меня плавностью линий, удивительной плотностью и насыщенностью цвета. Интриговали расплывчатые пейзажи Моне, Писарро. “Предчувствие войны” Сальвадора Дали чем-то отдалённо перекликалось с кёнигсбергскими впечатлениями послевоенного детства… И вот в один из дней я взял в руки том, где должен быть художник, которого я искал, – Винсент Ван Гог.

Открыв нужную страницу, я на миг замер, почувствовал необычайное волнение. На небольшой чёрно-белой репродукции была изображена палата арльской больницы, которую написал пациент той же психиатрической больницы – Ван Гог. И по сей день я вспоминаю минуты какого-то восторженного остолбенения перед этим дощатым полом, уходящим вдаль, белёсым потолком, больничными койками, покрытыми серыми одеялами и огороженными белыми простынями, свисающими с потолка, образующими длинный коридор… И совершенно ошеломил меня первый план, где вокруг печки-буржуйки, чья дымовая труба чёрной жирной линией пересекала пополам картину, сидели скрюченные фигурки душевнобольных. Больше же всего поразили мастерски написанный ярко-белый ночной колпак на голове курильщика, сидящего на переднем плане у печки, и белые колпаки больных, стоящих в отдалении. Мой взгляд отметил и чёрно-белое облачение медсестёр-монахинь, и одинокую фигурку “скорбного головою”, уныло бредущего по длинному коридору. И вся картина выполнена в немыслимо точно распределённых мазках кисти, завихрённых на фигурах сидящих, на их колпаках, а затем дробными линиями вытянувшихся по доскам пола и постепенно уменьшающихся к горизонту…

Эти ночные колпаки, напяленные на головы душевнобольных! Они ассоциировались с колпачками моих любимых игрушечных гномов, которые торчали в оконцах немецких домиков в Бранд-Эрбисдорфе, напомнили и потешных персонажей книжных иллюстраций Вильгельма Буша, чьи стихи я читал в детские годы в Германии. От тех колпачков веяло умиротворённостью, сказочным уютом… И вдруг символ добродушия и покоя перенесён в болезненно-зловещее пространство психиатрической лечебницы, в смиренную безысходность, насквозь пропитавшую атмосферу картины. И колпак обретает иное “звучание”, значение, поразившее меня.

Спустя годы я не раз буду писать портреты человека в ночном колпаке. Я напишу портрет в ночном колпаке моего друга Владимира Иванова и даже проведу исследование “Человек в bonnet”, где одни только материалы насчитывают сотни и сотни репродукций с портретов людей в ночных колпаках, написанных в разные эпохи разными мастерами.

Кто-то считает, что Время – это текучая материя. Для меня оно – вечная непостижимая тайна. Время не имеет начала, не имеет конца. Оно, разумеется, течёт, но может и остановиться. Миг способен тянуться бесконечно, а то, что длилось столетиями, может обратиться в мгновение. Я и по сей день не могу понять, что произошло со мной, когда я увидел этот клочок бумаги, испещрённый “метафизическими схемами”, что происходило и с моим сознанием, вмиг пронизанным неистовым потоком информации, в сравнении с которым скорость света сравнима разве что с черепашьим шагом. Возможно, в тот момент моей душе был предложен Путь, который я безоговорочно принял. Вероятно и то, что пред моим духовным взором пронеслись уготованные на моём творческом пути вихри цветовых, линейных и скульптурных гармонических откровений, что станут наградой за годы гонений, непризнания и травли. А быть может, в длинном коридоре арлезианского дурдома я узрел ожидающий и меня в недалёком будущем унылый коридор психиатрической больницы, по которому я буду бродить, брошенный на принудлечение. И я тоже буду зарисовывать душевнобольных. Несомненно одно: именно тогда временной поток будущего окутал моё сознание, а временной поток прошлого, несущий опыт долгих поисков, откровений и находок Великого Мастера, обратясь в мгновение, пронзил и озарил моё внутреннее существо. И я стал Другим.